Бернард Маламуд - Помощник

Он упал без крика. Этот день как начался, так и кончился плохо. Такой уж он невезучий — все у него не как у людей.

Всю неделю, что Моррис лежал в кровати с туго забинтованной головой, Ида хозяйничала в лавке. Двадцать раз на дню она поднималась наверх и спускалась вниз, так что к вечеру ноги у нее гудели, а голова раскалывалась на части от всех забот. В субботу, а потом и в понедельник Элен осталась дома, чтобы помочь матери, но больше не могла пропускать работу, и Иде, которая ела от случая к случаю и совершенно вымоталась, пришлось на целый день закрыть лавку, хотя Моррис сердито протестовал. Он говорил, что совершенно не нуждается в уходе, и просил, чтобы она поработала хоть полдня, иначе они, того и гляди, потеряют последних покупателей, которые еще оставались, но Ида сказала, что нет, у нее нет больше никаких сил и страшно болят ноги. Бакалейщик попытался подняться с постели и натянуть брюки, но приступ отчаянной головной боли снова свалил его в постель.

Во вторник, когда лавка была закрыта, в квартале появился какой-то незнакомый парень, который только и делал, что торчал на углу Сэма Перла и ковырял во рту зубочисткой, глазея на прохожих, или же прохаживался взад и вперед по кварталу вдоль ряда лавок, от кондитерской Перла до бара на дальнем углу улицы. Выпив раз-другой в баре пива, он заворачивал за угол и шел вдоль высокого забора, что огораживал угольный склад, до следующего угла, а затем возвращался к кондитерской. Иной раз он подходил вплотную к закрытой лавке Морриса и, прикрывая ладонями глаза, вглядывался в окно, а затем вздыхал, отходил и снова шел до кондитерской. Вдоволь находившись вдоль лавок, он снова заворачивал за угол или бродил еще где-нибудь по соседству.

Элен приклеила к окну, рядом с парадной дверью, бумагу, на которой написала, что отец ее нездоров, но лавка откроется в среду. Незнакомый парень долго и внимательно изучал эту надпись. У него была черная бородка, одет он был в поношенную, давно не чищенную коричневую шляпу потрескавшиеся ботинки из хорошей кожи и длинное черное пальто, которое выглядело так, будто его никогда не снимают. Парень был высокого роста и недурен собой, но его нос был сбит набок, и лицо казалось слегка перекошенным. Глаза у него были печальные. Порой он сидел, задумавшись, в кондитерской Сэма Перла около аппарата для содовой воды, покуривая дешевые сигареты, которые он вытряхивал одну за другой из мятой пачки. Сэм, повидавший на своем веку немало чудаков, которые появлялись в квартале и снова исчезали, не обращал на парня никакого внимания, но вот Голди, после того, как он однажды просидел в кондитерской целый день, заявила: что чересчур — то чересчур, не комнату же он у нас снял! Сэм заметил, что у парня, видать, что-то стряслось, он то и дело вздыхает и бормочет про себя, как потерянный. Однако Сэм ему не досаждал: мало ли что, у каждого свои цорес . А порой парень вдруг казался повеселевшим, даже довольным, словно у него гора с плеч свалилась. Он просматривал журналы, лежавшие у Сэма, слонялся по округе и, возвращаясь в Сэмову лавку, закуривал новую сигарету и открывал книгу в бумажной обложке, взятую с полки. Сэм подносил ему кофе, когда он просил, и парень, выкуривая сигарету до того, что она чуть не обжигала ему губы, тщательно отсчитывал пять центов. Хотя никто его ни о чем не спрашивал, все уже знали, что его зовут Фрэнк Элпайн и что он недавно приехал с Запада попытать счастья. Сэм посоветовал ему получить профессиональные права, и тогда он сможет устроиться шофером, это неплохая работа. Парень согласился, что да, это дело стоящее, но все продолжал слоняться по кварталу, словно чего-то выжидая. Сэм сказал, что у парня, видать, заскоки.

В тот день, когда Ида открыла бакалейную лавку, парень исчез, но назавтра снова явился в кондитерскую, устроился у прилавка и попросил кофе. Вид у него был усталый, измученный, лицо бледное, особенно по контрасту с черной нечесанной бородкой. Он шмыгал носом, и голос у него был хриплый. «Да ты выглядишь так, что краше в гроб кладут, — подумал Сзм. — Один Бог знает, в какой дыре ты провел ночь!»

Потягивая кофе, Фрэнк Элпайн открыл журнал, лежавший на прилавке, и задержал взгляд на цветном рисунке, изображавшем какого-то монаха. Он поднял чашку, но снова опустил ее на блюдце и минут пять внимательно смотрел на картинку.

Сэм любопытства ради прошел за спиной у Фрэнка со шваброй, чтобы взглянуть, что его так заинтересовало. На картинке был изображен худой, узколицый монах с черной бородкой, в грубой коричневой сутане; он стоял босиком на залитой солнцем проселочной дороге, и его обветренные волосатые руки были подняты к небу, к стае птиц, пролетавшей у него над головой. На заднем плане виднелась какая-то роща, а за ней — блестевший на солнце церковный шпиль.