Константин Балабушевич - Как цветёт миндаль

Гений. Какая дивная природа, сколь тонкая психическая энергия владеет избранными людьми. Как же афористичен Б.П. Пастернак, охарактеризовавший Михаила Афанасьевича Булгакова «явлением незаконным». Насколько это возвышеннее, весомее, понятнее, нежели дипломатический штамп – «выдающийся человек». Таинственным беззаконием, протекающим вне настоящего, прошлого и будущего времён, отличительна и Москва – как место сосредоточения всевозможных энергий. Этот город обуславливает мистическую связь Михаила Булгакова и Николая Гоголя, демонстративно указуя на единую природу источника и устья гениев, невзирая на разбросанные во времени и пространстве русла их жизней.

Тем временем, под властью воспоминаний, с азартом перечисляя названия произведений авторов, словно посмертных регалий, «провидение» застало меня во дворе дома № 7 на Никитском бульваре, в камине которого, так и не смогли найти покой «Мёртвые души». Воланд не дал пропасть в огне времени, истории о судьбоносных откровениях прокуратора Иудеи, что же говорить о «биржевых спекуляциях» Чичикова с куплей-продажей умерших душ. Только одно – да что там рукописи, такие ценные бумаги не горят! Придётся отметить, что дьявол великолепный критик, блестящий цензор, избирательный архивариус художественного наследия, и самый лучший редактор наших творческих затей – являясь свидетелем либо продюсером всех значимых событий человеческой истории, поражает исключительной честностью в своей иронии к людям и их произведениям. Никогда не врёт и блестяще шутит – это же грандиозно и похоже на идеал. Но ведь и у зла есть подобные примерные проявления. И у зла есть чему поучиться, а в иных случаях лучшего учителя и не сыскать. Так для похода за истиной приходится открывать границы добра и зла, преодолевая весь путь от глубин грехопадения до вершин Матери Мира. Но к чему приведёт путешествие от безверия и богохульства до любви к Богу и всему живому, неся за спиной из всего необходимого лишь крест человеческих пороков и заблуждений? К просвещению или разочарованию? Да, ни они ни мы «не ведаем что творим», но разве это может стать причиной прощения, а индивидуальное самопожертвование поводом к массовому спасению? И почему в некоторых героях мы видим не художественный блеск ореола величественности, не одухотворение и всепобеждающую благодать, а нечеловеческую скорбь и страдание за грехи соплеменников? Скажем, что это проблема самих гениев и следствие специфики избранного пути. Разве мои грехи и слабости стали причиной болезни, в которой Гоголь до сих пор пребывает на своём гранитном постаменте во дворе одного из центральных районов города? Или может изощрённое самодурство блестящего архитектора Андреева обличило великого писателя в страшный образ несчастного мизантропа? Разве от нас негодных, Николай Васильевич пытается отгородиться своим плащом, под тяжестью которого обречены и спина, и плечи маэстро? Тем не менее, сей образ продолжает находить сочувствие, волновать и пугать многие удивительные натуры. Конечно, и в перманентном страхе Кобы (Сталин И.В.), при малейшем взгляде на этот монумент или даже логистическом приближении к нему в моменты «патрулирования» своей вотчины, стоит уловить определённый смысл священного ужаса, неподвластного вождю. О такой силе нечего было и мечтать, так как её природа располагала просторами страха духовного, а не физического. Солидарность же, близость духовная и интеллектуальная, по «праву дарования», принадлежит М.А. Булгакову:

«О, Учитель, укрой же и меня полой своей чугунной шинели!»

Эпитафия сочувствовавшим: «Одна шинель, как и голгофа, на двоих». Схожий очертаниями с местом казни Иисуса Христа, гранитный монолит, прибыл из Крымских земель, чтобы стать поочерёдным надгробием двух «незаконных явлений» русской литературы. Эта заупокойная голгофа словно примирила эти явления с Богом, но не красотой символизма и всеобщей любви, а безутешной болью и острой скорбью за всё человечество. Обнажив пороки, слабости и низкие страсти; выявив злость и жажду примитивной силы, как защиту и маскировку своих несовершенств, был пройден нецикличный эволюционный путь в изучении природы человека: ирония, сарказм, затем боль, опустошение и, наконец, разочарование.

***

С грустью думая об этом объединительном символе, вспоминаешь не об истории жизни и творчества писателей, а о самом знаменательном, самом фундаментальном разочаровании за всю историю рода человеческого, тонко прочувствованном и мастерски переданным потомкам великим Леонардо да Винчи в «Тайной вечере». Театральная сентенция «Истинно говорю вам, что один из вас предаст меня», остаётся в уме, как неотъемлемое условие уравнения жизни, в то время как перед зрителями предстаёт вся палитра реакций и чувств человеческого существа на сказанное предзнаменование – в этих двенадцати апостолах запечатлён весь наш род человеческий. Среди них каждый способен отыскать свои слабости, узнать самого себя, ужаснуться и почувствовать себя виноватым. Иисус, конечно, ошибся, так как судил о нас по собственному сердцу. Нам не нужна Твоя свобода, через которую можно открыть в себе чистый источник любви и божественной энергии. Нам это, по правде говоря, и непонятно даже. О бессмертии души мы способны, разве что, задуматься, с целью изощрения ума, в рамках фольклорных и исключительно факультативных поисков смысла жизни. Нам нужны и даже дороги наши грехи. А отпускать их мы научились себе сами. Свобода же и беспристрастная совесть смущают наш ум и неизведанную душу так, что страх неизвестности заставляет нас стремительно отдаваться во власть привычных обстоятельств, подчиняться более сильным и очевидным тенденциям. В них награды ощутимее, трудозатраты доступнее, а ценообразование яснее ясного.