Всё же решительно воздержавшись от попыток нового увлечения на развалинах старого, Николай отправился в местный стриптиз-клуб, дабы припасть к живительному источнику доступного местечкового порока. В здешнем стриптизе хорошо было всё: от весьма приличного кальяна до общей недороговизны, кроме, правда, непосредственно девушек. Особенность провинциальных танцев на шесте состоит в том, что подобный вид заработка сулит его обладательнице репутацию доступной шлюхи, к слову, весьма часто оправданную. Маленькие, не всегда стройные девушки, обутые в туфли на громадном каблуке, накачавшись дешёвых наркотиков, исполняют нечто, претендующее стать вершиной соблазнительности в глазах сидящих вокруг редких посетителей, пока кто-нибудь из них, вылакав с пол-литра водки и отчаявшись дождаться кого-нибудь посимпатичнее, не пригласит танцовщицу за стол с тем, чтобы приступить к общению, ради которого все здесь и собрались, а именно – «чё-почём?» Заведение удачно располагалось в подвале местной гостиницы, которая предусмотрительно взимала при желании и почасовую оплату за номер, так что все стороны процесса – клиент, исполнитель и крыша над головой – сосуществовали более, чем гармонично. Разве что та самая голова, в которую приходилось вливать добрую пинту крепкого пойла, частенько раскалывалась по утрам от выпитой накануне палёной бормотухи. Но всё это меркло перед решающим, несомненным, железобетонным аргументом, заключавшимся в простой как всё гениальное истине: по будням ничего больше ночью в городе просто не работало.
Результатом, как могло бы показаться, сомнительной операции стало знакомство с одной из новеньких сотрудниц, чьи таланты, не ограничиваясь непосредственно профессией, шли много дальше и включали порядочное образование, умение поддержать разговор и в довершение всего законченную музыкальную школу по классу фортепьяно – очередной перл, который узреть можно в одной лишь России. Чутьё подсказывало ему, что послушать Чайковского в исполнении обнажённой, на удивление симпатичной молодой девушки, а потом слиться с ней в едином жизнеутверждающем порыве, тянуло на увесистый артефакт в его и без того порядочной коллекции, а потому, недолго думая, Николай заполучил мадам по левую руку от себя. Диалог, если так уместно назвать живейший интерес в меру деликатного посетителя касательно стоимости полного комплекса услуг смущённо опустившей ресницы Веры, занял с лихвой полчаса и увенчался относительным успехом. Слишком откровенно увлечённый ею мужчина был уполномочен досиживать представление до конца, чтобы дать объекту безудержной страсти подзаработать ещё и на чаевых, прежде чем получить достойное вознаграждение за тяжёлое детство в обнимку с нотной тетрадью. Пушкинское «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» безотказно работало даже в борделе. Женская находчивость, однако, совершила в данном случае один, но фатальный промах: Николай был прежде всего человеком настроения, готовым на многие затраты и даже жертвы, когда удавалось оседлать безудержную силу порыва, в остальных случаях оставаясь расчётливым консервативным флегматиком, не изменяющим привычкам в угоду самым многообещающим приключениям. Так и вышло, что чрезвычайная настойчивость одного в сочетании с излишней самоуверенностью другой лишили обоих необременительного взаимовыгодного партнёрства, и вполне успешной бизнес модели не суждено было увидеть свет.
Для Николая многочисленные девушки вообще-то не являлись самоцелью. С каждой новой женщиной, при известной сноровке и увлечении, можно было заново прожить в миниатюре жизнь: несмотря на разочарование пройти тернистый путь познания, обрести надежду. Как день от восхода до заката является моделью существования, так и процесс ухаживания, нарастающей близости и страсти копирует существование от рождения до смерти. Замысловатая игра в бесконечность, когда со сменой очередной партнёрши целый пласт связанных с ней эмоций и воспоминаний умирает, но сам ты при этом остаёшься очень даже живой. К тому же ему трудно было смириться с мыслью, что наступит магическая пора, когда, скованный границами официального супружества, он не сможет более смотреть на всякую девушку как на потенциальную спутницу непосредственно до гробовой доски. Неутомимый романтик, он и в борделе готов был узреть некую полумифическую единственную, что составит ему компанию на ближайшие лет эдак сорок. Народная мудрость гласила, что клубы, рестораны и прочие сборища активно развлекающейся публики не обещают подобающих кандидатур с прицелом на красочное будущее, озвученное композицией Мендельсона, но что делать, когда библиотеки и прочие органы культпросвета давно перестали быть местом паломничества красоты и юности.
Читать дальше