Саша Гитри - «Мемуары шулера» и другое

Я бросился к нему в ложу, чтобы поблагодарить от всей души. Он уже поднялся с кресла и стоя надевал пальто.

Стало быть, он уже собрался уходить?

— Вы уже уходите?

— Да, малыш. Я ведь пришёл только ради вашей пьесы.

— Но ведь... в моей пьесе ещё два акта.

— Ах, вот как? Выходит, это трёхактная пьеса? А я и не знал. Что ж, тогда остаюсь. В таком случае, увидимся позже.

Он проговорил это таким многообещающим тоном, который наполнил меня безумными надеждами.

В конце спектакля он был настолько доволен, что тут же на месте ангажировал Виктора Буше и Дюбоска, сказав мне:

— Так они оба всегда будут у вас под рукой, чтобы возобновить постановку «Ноно»...

_ … ?

— когда она войдёт в репертуар театра «Водевиль» на будущий год!

Потом вполголоса добавил:

— Только вы уж позаботьтесь, чтобы не слишком затягивать спектакли здесь.

Вот по этой самой причине «Ноно» и играли на сцене всего шестьдесят два раза.

Месяц спустя Порель объявил о постановке моей пьесы афишей, где представил её весьма неожиданным образом, обозвав «пикантным пирожком» — однако этой репризе в театре «Водевиль» суждено было исполниться лишь тринадцать лет спустя, и уже при другом директоре!

Что же касается другой пьесы — «Согласен на трёхактную пьесу в будущем году» — от неё он просто-напросто отказался сразу же, стоило мне её ему прочесть. Называлась она «У Зоаков».

Бедняга, я так разозлился на него тогда — и всё же разочарование, что я испытал по его вине, вряд ли могло сравниться с радостью, которую он мне доставил.

Если я и рассказываю об этом в подробностях, то только с мыслями о своих юных собратьях по перу. Полагаю, им невредно узнать, что даже самые удачливые карьеры вначале не застрахованы от неудач, и в те моменты они доставляют вам нешуточные огорчения.

В первом акте «Ноно» сорокалетний мужчина резко, почти грубо даёт отставку своей старой любовнице, которая ему смертельно надоела. Он без конца повторяет ей: «Всё, с меня хватит. Я больше видеть тебя не могу. Убирайся!»

Так вот, я собирался предложить роль любовницы одной известной пожилой актрисе, которая, едва прослушав первый акт, почти выставила меня за дверь со словами:

— Позволить себе написать пьесу о моей личной жизни, это уже отвратительно... но осмелиться предложить мне эту роль... знаете, хочется думать, что это просто по недомыслию!

Таково было непроизносимое название буффонады, которую я сочинил всего за час и которая была поставлена в 1905 году в театре «Капуцины».

Весьма эксцентричный, на редкость проницательный директор этого театра, Мишель Мортье, которого мы фамильярно звали «папашей Мортье» — именно ему суждено было несколько лет спустя основать театр «Мишель» — составлял разнообразные спектакли и умудрялся подбирать потрясающий состав исполнителей. Над ним охотно подшучивали, ибо это был большой оригинал, но нельзя было не восхищаться его смелостью. Он ангажировал Макса Дэрли, Жемье, Виктора Мореля, Луизу Балти — он платил по восемьсот франков в день Жанне Гранье! Его расходы составляли тысячу восемьсот франков, а выручка едва достигала двух тысяч — но он умудрялся собирать эти деньги! Каждый вечер он собирал максимум. Остальное его мало интересовало!

Все театральные директора любят льстить себе мыслью, будто знают «своего зрителя». Думаю, это заблуждение. У крупного театра не может быть «одного зрителя». Будь у него всего один зритель, ему бы просто не выжить. Надо, чтобы вашими зрителями были все, от партера до галёрки. Вот все эти зрители и называются словом «зритель». В театре «Капуцины» не было балкона. Это был не просто маленький театр, это был партер театра. Там были места лишь «одной» категории. А стало быть, и «один-единственный зритель» . Вот почему Мишель Мортье, в отличие от других, действительно мог похвастаться тем, что у него есть свой «зритель». Впрочем, он отнюдь не лишал себя этого удовольствия! Более того, каждый вечер он был там, на контроле, и самолично принимал зрителей, и разговаривал с ними, в антракте расспрашивал их мнение, а в конце спектакля благодарил за то, что пришли. Короче, уж кто-кто, а он-то имел полное право говорить, что знает «своего зрителя».

Обычно директор — это коммерсант, который уходит в час, когда открывают лавочку, как раз в тот момент, когда появляются клиенты.

А вот у Мишеля Мортье была душа Барнума [11] Псевдоним знаменитого американского импресарио Ф. Тейлора (1810—1891). — Примеч. пер. , он проводил жизнь в поисках пятиногих телят — и находил их. Казалось, для него не было ничего невозможного — а ведь у него не было ничего, кроме идей, которые порой казались безумными.