Саша Гитри - «Мемуары шулера» и другое

Алле оплатил на десять лет вперёд подписку на газету биржевых ведомостей «Кот де ла Бурс» на имя некоего Марселя Леконта, бывшего преступника-рецидивиста, который, перебиваясь с хлеба на воду и умирая с голоду, проводил свои дни, валяясь на парапете онфлёрского порта. Он подкарауливал корабли из Гавра в надежде на случайную работу грузчика. Оформляя подписку, Алле указал адрес: «Марсель Леконт, «Французское Кафе», Онфлёр». И каждую субботу можно было видеть, как недовольный хозяин «Французского Кафе» кидал Леконту свежий номер «Кот де ла Бурс», крича:

— Эй, Леконт, ваша газета пришла!

Когда Алле умер, срок подписки оставался ещё на три года. Алле уже не было — а шутка продолжалась!

Однажды утром мы с Альфонсом Алле прогуливались по дороге, ведущей из Онфлёра в Понт-Одмер. Путь наш пролегал мимо вокзала Сен-Совер. Это была маленькая железнодорожная станция, этакий крошечный вокзальчик, не лишённый, впрочем, на вид известного кокетства. Один поезд останавливался там по утрам, а другой, скорей всего, тот же самый, но следовавший в противоположном направлении, вечером.

— Пошли поздороваемся с начальником станции, похоже, ему здесь довольно одиноко, — предложил мне Алле.

— А вы что, с ним знакомы?

— В глаза не видел.

Заходим. Там оказывается некий мужчина, который, и вправду, в полном одиночестве, заложив руки за спину, прогуливался по перрону. Подходим поближе.

— Вы ведь начальник станции, месьё, не так ли? — обращается к нему Алле.

— Вы угадали, месьё.

— Ну так вот, в таком случае, примите мои комплименты, у вас прелестный вокзальчик… очаровательный, ну просто прелесть... только очень уж неудачно расположен. Будь у вас такой вокзал в Париже, вы бы лопатой деньги гребли!

Понимая, что это может вызывать известный интерес, хочу рассказать, как и почему я стал писать пьесы...

Ах, поверьте на слово, мне было бы в тысячу раз приятней поведать вам о чьей-нибудь ещё жизни, только не о своей собственной, но коль уж решил написать воспоминания, приходится откровенничать, как это ни трудно!

И знаете, что делает этот литературный жанр делом слегка утомительным и изрядно неблагодарным? А то, что в своих мемуарах вы вправе рассказывать лишь о событиях, которые порой показывают вас отнюдь не с лучшей стороны. Из скромности вы должны систематически вымарывать всё, что могло бы выставить вас в выгодном свете.

Я сделал это замечание и мимоходом поделился им с вами, читатель, чтобы ваше воображение любезно восполнило этот пробел.

Ибо даже ради удовольствия прикинуться скромным не хотелось бы прослыть неблагодарным к жизни и судьбе.

В апреле 1905 года я снова оказался в Париже, без сантима в кармане, но зато я посетил музеи Голландии, с жадностью глотал книги из библиотеки Демольдера, я уже играл на сцене — пусть плохо, но играл же — я провёл месяц в обществе Альфонса Алле и проникся искренней любовью к произведениям Жюля Ренара.

Будем откровенны. С детства мне случилось пробежать немало книг, некоторые из них я даже прочитал, но ни одной никогда не перечитывал заново. Литература казалась мне штукой довольно-таки скучной. В детстве я не любил ни Жюля Верна, ни даже Александра Дюма. Все романы казались чересчур длинными, и мне так и не удавалось заинтересовать себя событиями, которые происходили в жизни героев. Мне нравились лишь размышления, афоризмы, максимы — или в лучшем случае стихи. Но, к несчастью, у меня была прямо-таки мания непременно выучить понравившиеся стихи наизусть. По этой причине прочитал я их не так уж много — и по той же причине многие из них запомнил на всю жизнь.

Что же до классики, то тут, к стыду своему, должен признаться, к ней я никогда не чувствовал особого вкуса. Слишком уж часто меня из-за неё наказывали... С другой стороны, как же мало логики было в вашем поведении, дражайшие мои учителя! Вы оставляли меня после уроков за то, что не выучил такую-то басню такого-то Дяденьки, а когда я не знал, где находятся Бермудские острова, вы говорили:

— Переписать двадцать раз «Дуб и Тростник»!

На уроке французского считалось преступлением не знать этой басни, а на уроке географии заставляли переписывать в наказание.

Моими первыми любимыми писателями стали Жюль Ренар, Лоран Тайяд и Альфонс Алле. Кстати сказать, мои первые литературные опусы, опубликованные в газете «Жиль Блас» [10] Газета парижской хроники. Место действия мопассановского «Милого друга». — Примеч. пер. , носили на себе позорный отпечаток моих литературных пристрастий. Это было чистейшей воды подражание. И тогда я, сам того не желая, проделал путь, прямо противоположный тому, каким обычно идут в подобных случаях. Подобно тому, как поднимаются вверх по реке в поисках истоков, я отправился от Жюля Ренара, чтобы добраться, наконец, до Монтеня. Так задом наперёд я повторил тот путь, который некогда прошёл Ренар.