Иштван Фекете: История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей

Яношке было не по себе.

— Да старик мой ждет. Хочет что-то важное… То есть он сказал, чтоб я был дома к половине шестого, он хочет что-то, ну, как это… в общем, не знаю что.

— Мне тоже уходить? — спросила Эва Новак.

— Можешь и остаться… — Глаза Яношки сузились. — Здесь Дюси Биро, так что…

— Вот еще глупости! — засмеялась девочка. — Дюси Биро! Я тоже пойду домой. Все равно без тебя какое катание. Ну, пробежим еще круг, ладно?

— Давай!

— Или тебе здорово попадет? — Девочка засмеялась, но тут же почувствовала, что Яношка раздражен, и умолкла.

Они взялись за руки крест-накрест и, лихо разбежавшись, покатили.

— Черт побери! — выругался мальчик. — Когда уж я буду сам себе хозяин!

Он стиснул руку девочки, плечи их соприкоснулись. Они красиво скользили по белому льду в свете рефлекторов. Вальс все еще звучал. Мороз пощипывал их лица, они объезжали других катающихся и скользили дальше. У Эвы Новак были такие приятные, теплые руки. Яношка мизинцем гладил запястье девочки. И так хорошо было, поддерживая друг друга, мчаться по льду. Иногда от движения их лица сближались, и Яношка чувствовал нежный запах духов, исходивший от волос Эвы Новак. Он не разбирался в названиях духов, но это был очень приятный запах.

Они повернули к раздевалке.

— Тебе обязательно надо уходить? — запыхавшись, спросила Эва Новак.

Она слегка прислонилась к мальчику. Изо рта ее, когда она говорила, вырывался пар, Яношка смотрел на ее белые зубы, разрумянившееся лицо; он неуклюже привлек ее к себе, но она выскользнула, засмеялась, схватила его за руку и потянула к выходу.

— Влетит тебе дома! — звонко рассмеялась Эва Новак.

— Подожди! — сказал Яношка.

Девочка остановилась. Они стояли друг против друга, мальчик был чуть повыше, хотя оба они учились в одном классе.

— Ну? — спросила Эва Новак.

Какой-то неуклюжий парень налетел на них, Яношка чуть не упал.

— Пожалуй, лучше пойдем, — сказала девочка.

В раздевалке они сняли коньки. Было очень непривычно ступать без коньков.

Они вместе ехали в метро; Эва Новак сошла на одну остановку раньше, чем Яношка.

— Пока! — попрощалась девочка. Она подняла связанные ремешком коньки, лезвия звякнули.

— Пока! — отозвался Яношка.

Когда-нибудь я ее все-таки поцелую, думал он. Наверное, представится такой случай. Пожалуй, на катке. Когда останется — мало народу. Лишь бы не надо было вечно торопиться домой. Дома мать встретила его словами:

— Отец уже заждался. Ступай к нему.

Яношка скорчил гримасу, но мать прикрикнула;

— Чтоб я этого больше не видела!

Он сбросил куртку, шарф, перчатки. Мать подняла их с пола.

— Хоть разорвись с вами, вам на все наплевать!

— Это он? — выглянул из комнаты Янош, отец Яношки. — Ну, наконец-то явился. Ведь я сказал, к пяти будь дома.

— Ты сказал, до пяти я могу побыть на катке.

— Опять эти препирательства! — вздохнула мать Яношки. Она вышла на кухню и закрыла за собой дверь.

— До пяти на катке! — сказал Янош. — Когда я к пяти уже дома! Когда я тороплюсь, прыгаю с трамвая на трамвай, чтобы поскорей попасть домой и строить тебе дорогу.

Яношка стоял у двери на одной ноге, уныло свесив руки. Я мог бы еще кататься с Эвой Новак, думал он.

— Ну, нечего стоять, иди сюда поскорей. Посмотри, сколько я уже сделал.

Отец распахнул дверь в комнату. Странные огоньки горели на полу в полумраке комнаты. Они освещали снизу растрепанную голову отца, мятую рубашку, которая сбилась в складки под полосатыми подтяжками.

— Закрой дверь! — сказал Янош.

Мальчик ногой захлопнул дверь.

— Ну, неужели неинтересно? — спросил отец. — Даже не говори, что неинтересно. Ведь я так для тебя стараюсь, тебе так сильно хотелось…

Они посмотрели друг на друга. Морщины на лице отца собрались во взволнованную улыбку. Красные и зеленые огоньки светили с пола, с опутавших всю комнату рельсов, станций, стрелочных будок, шлагбаумов, тоннелей игрушечной железной дороги. Огоньки крохотных семафоров, лампочек.

— Я построил большой виадук! — в радостном возбуждении сказал Янош.

Мальчик стоял руки в карманы и смотрел на отца. Наверное, он не брился сегодня утром, седая щетина покрыла подбородок. Но потом вдруг Яношка отвернулся — не выдержал отцовского взгляда. На тускло отсвечивающих рельсах стояли два поезда. Пассажирский и товарный. Дизель и паровоз. Возле книжного шкафа правильный, под углом в тридцать пять градусов, подъем рельсов переходил в дугообразный мост, под мостом пересекались пути. И в других местах тоже: рельсы перекрещивались и так и эдак, сразу и не понять было, куда они ведут. — Ну, что скажешь? — спросил Янош. Осторожно, чтобы не поломать сложные пути, он подошел к виадуку. — Подъем по всем правилам. Представляешь, сколько пришлось перепробовать, прежде чем я додумался, под каким углом должен идти подъем, чтобы вытянул паровоз. Но зато сейчас ты бы видел, как он взбегает! Это самый опасный участок пути. Откровенно говоря, он довольно непрочный. Но так, по крайней мере, у него такой же вынос, как у настоящего виадука. Здесь есть из-за чего поволноваться. Я думал, дождусь тебя с окончательной отделкой, но… вот… ты там на катке…