Кнут Гамсун - А жизнь продолжается

Он вгляделся. Конечно же, она постарела, но как ее не узнать: на шее все тот же белоснежный воротничок, на пальце знакомое кольцо с жемчугом, волосы под сеткой, на голове некое подобие коричневой бархатной шляпки…

— А, это ты, Поулине! — сказал он.

— Вестимо, я, — ответила она. — Надо ж, признал меня.

— Как не признать, ты нисколечко не изменилась.

Она выслушала это с нескрываемым удовольствием, после чего участливо проговорила:

— Вот уж, Август, не ожидала я увидеть тебя хилым и немощным.

— Увы, — отвечал он расслабленным голосом, — Господь свалил меня на одр болезни.

Одр болезни! Она вмиг узнала прежнего Августа и улыбнулась:

— Что у тебя болит?

— О, хуже всего с грудью. Я несколько раз плевал кровью.

— Не тревожься, — сказала она бодро. — Это только в молодости опасно, потому как такое бывает при чахотке. И как же ты заполучил эту хворобу?

— Я… да вот напала… откуда я знаю…

Она все больше узнавала в нем прежнего Августа.

— Я слыхала, ты заново окрестился в реке у водопада и сильно простыл.

— Да, — ответил он, — плохо, что я не сделал этого на Яве или еще в какой-нибудь теплой стране.

— Хуже всего то, что ты вообще на это пошел. Разве тебя до этого не крестили?

— Крестили. А это было зато в настоящей проточной воде.

— И надо ж тебе было такое удумать!

— Это все евангелист, пристал как незнамо кто.

— Ну и что? Очень бы я стала обращать на него внимание! Ты же мог отправиться на тот свет!

— Да. Но он сказал, что без меня он и других не станет крестить.

— Будто уж без тебя нельзя было обойтись!

— Нет. Видишь ли, он основательно взялся за грешников, и я не знал, как и поступить, потому как я стал очень религиозный.

Поулине улыбнулась:

— Очень религиозный, значит.

— Так ведь я же клал кресты и читал по-русски Библию и все такое. Но на самом деле это, наверное, язычество и масонство. Как ты думаешь, Поулине?

— Я в этом не разбираюсь.

— Да. Ну а после крещения получилось так, что я забрел на луг и стал глядеть, как народ дерется. Зря я это сделал, потому что, кроме всего прочего, драка эта была самая что ни на есть позорная из всех, какие я только видел. А пока я там стоял, замерз как собака.

— И чего тебя туда понесло?

— Да просто я… и не потому, чтоб мне так уж хотелось посмотреть на кровь или что другое… но ты кругом права, и чего я туда пошел?

Август не знал толком, как себя с ней держать. Он попробовал и так и сяк, религиозной она, во всяком случае, не была, тогда он предпочел ей поддакивать. А она, похоже, не очень вникала в то, что он говорит. Она, похоже, видела его насквозь, как и прежде, да и приехала она к нему всего лишь по делу.

— Да, Август, я только что из Поллена, — сказала она.

— Поллен! — пробормотал он. — Мне ли не помнить, сколько я там околачивался.

— Раз ты не захотел ехать ко мне, то пришлось мне ехать к тебе.

— Но ты же видишь, Поулине, что я слег и ни на что не гожусь…

— Глупости! — сказала она. — Я уже написала из гостиницы судье, что приехала.

— Вон как. Судье. Ну что же.

Она достала из кармана накидки пачку бумаг:

— Здесь полностью все наши расчеты начиная с того дня, когда ты от нас сбежал. Помнишь ту ночь?

— Да.

— Брат Эдеварт проводил тебя, и ты удрал. А на другой день мы узнали, что удирать тебе вовсе и не надо было, ты выиграл в лотерею огромные деньги и мог бы расплатиться со всеми по справедливости, да еще большая часть осталась бы. Но что-то ты ни разу не вспомнил про Эдеварта. Он же рисковал своей жизнью, когда бросился тебя догонять.

Август:

— Я знаю.

— Взял почтовую лодку и вышел в одиночку и не вернулся.

— Знаю.

— Но я расплатилась за лодку из твоих денег.

— Что за деньги? Нет у меня никаких денег.

— Глупости! Так вот, я расплатилась за тебя со всеми по очереди в Поллене и Вестеролене, и ты теперь никому не должен. Тут все расчеты! — И она прихлопнула ладонью бумаги.

— Не желаю я смотреть ни на какие расчеты.

— Не желаешь! — презрительно усмехнулась Поулине. — Это и не понадобится. Как я понимаю, ты разбираешься в отчетности не лучше прежнего, поэтому бумаги эти я вручу судье и местным властям. Прошло уж двадцать лет, а ты ничуть не переменился, ты и по сей день не научился вести свои собственные дела, ты все равно что малое дитя или перелетная птица.

— Ты права, Поулине, другой такой перелетной птицы и не встретишь.

— А это — сберегательная книжка! — сказала она, прихлопнув ее рукой. — За эти годы сумма набралась порядочная. Деньги получишь в банке у вас или в Будё.