Олег Попенков - О любви еще раз

– За что же вас в штрафники-то отправили?

– Это долгая песня, мой дорогой доктор, – грустно улыбнулся капитан и предложил, поднимая свой шкалик: – Ну, вздрогнули!

Мужчины со звоном чокнулись и выпили.

Иван Самуилович (так величали главного врача клиники) осушил содержимое своего стаканчика и, молча поднявшись, прошёл в смежную со своим кабинетом комнату. Через минуту он вернулся оттуда, неся в своих руках пухлый типографский конверт светло-коричневого цвета, который положил на стол перед капитаном.

– А вот тут мой фронтовой путь, – негромко обронил он. – Я в наступления не ходил, конечно, но оперировать вашего брата приходилось сотнями. А ещё от немцев отбиваться, если они к нашим позициям прорывались. Так что уж я, пожалуй, больше спец по обороне! – улыбнулся доктор.

Юрий Петрович с удивлением поглядел на конверт, а потом на своего собеседника:

– Вы были на фронте?!

– Да, главным хирургом полевого госпиталя. Я ведь начальником хирургического отделения был ещё до войны. Правда, не здесь, а в Одессе. Там и родные оставались. В январе сорок второго получил назначение в стрелковый полк, ставший при освобождения Смоленска гвардейским. С ним вот добрался сюда: полк принимал участие в сражении на Курской дуге. Но после тяжёлой контузии, от которой я чуть было не… ну, в общем, это не важно! Одним словом тут после и осел. Уже насовсем…

– А где ваши родные теперь? – поинтересовался капитан.

– Все погибли, – глухо отозвался доктор.

Капитан, как во сне, открыл конверт. Оттуда посыпались фотографии: медсёстры в белых халатах, врачи проводят операцию в полевых условиях и их лица напряжены.

На следующем фотоснимке бравый гвардеец – майор медицинской службы с орденом Отечественной войны и двумя медалями «За отвагу» на груди в окружении медперсонала. Иван Самуилович в гимнастёрке с расстёгнутым воротом позирует на фоне палаток и верёвочных растяжек. Его лицо, сильно похудевшее и осунувшееся, глядит прямо в объектив. Офицер устало улыбается какому-то неведомому фотографу.

Начальник колонии оторвал свой взгляд от фотографий и, потрясённый неожиданной встречей с братом-фронтовиком, медленно перевёл его на врача, которого считал своим давним знакомым и о ком, как оказалось, ничего абсолютно не знал.

На капитана, не мигая, глядели почерневшие вдруг, словно угли, глаза боевого хирурга, в которых офицер безошибочно прочитал то, что было понятно без слов только им двоим – людям, выжившим в жестокой, чудовищной бойне. Кровь и пот, жизнь и смерть, а ещё любовь и веру!

В следующий момент бывшие воины крепко сжали друг друга в едином порыве, обнявшись.

Под их ногами со звуком катались разлетевшиеся по полу стаканы, и недовольно булькала склянка со спиртом, выплёвывая из короткого горлышка пахучее содержимое.

Ничего этого не замечали мужчины. По их лицам текли слёзы. Видно, не отошли, не оттаяли ещё до конца озябшие на войне души фронтовиков.

***

– Вот, тут они, ваши… – Иван Самуилович сделал паузу, распахнув двери уютной палаты и подбирая нужное слово, – подопечные!

Главный врач пропустил капитана вперёд и прикрыл за ним дверь, оставшись в коридоре.

Пётр с открытыми глазами лежал на двух высоких подушках, подложенных под его спину и голову, с широкой повязкой на туловище. Ноги его были прикрыты одеялом. А рядом с кроватью сидела Эля, держа в руках тарелку и ложку. По всей видимости, она недавно кормила парня кашей из своих рук.

Увидев начальника колонии, юноша попытался приподняться в постели.

– Лежи, лежи! – жестом руки удержал его капитан. – Я всё знаю о том, что произошло. Найдены исполнитель и заказчик. Они отправлены в СИЗО и оттуда, после суда, будут этапированы в места заключения. Наша колония реформируется, и на её базе создаётся колония-поселение. В ней останутся только те, кто на самом деле стал на путь исправления. Остальные же будут отправлены в другие колонии. Так что ты выздоравливай. Всё будет хорошо! – кивнул парню Юрий Петрович.

– Спасибо, – тихим голосом произнёс раненый.

Наконец капитан пересилил себя и поглядел на Элю. И сразу увидел, что под глазами у женщины отчётливо проглядываются чёрные круги, а бледное усталое лицо лишено всякого румянца.

«Не спит! Сутками кружится вокруг парня! – мысленно сделал для себя однозначный вывод капитан. – Почему так дорог ей этот мальчишка? Устала одна без тепла? А я? Значу ли я что-нибудь в её жизни? А может, обвиняет меня в случившемся?»