Олег Попенков - О любви еще раз

Эле показалось, что её ударили – так вдруг стало обидно. Она бросила всё, долго гоняясь за парнем, переезжая из колонии в колонию. Наконец нашла его, поселившись в глухом углу. А он не хочет с ней даже поговорить!

Женщина медленно повернулась к двери, готовая уйти.

– Погодите, прошу вас! – жестом руки остановил её лейтенант. – Я являюсь офицером-воспитателем в его отряде, – пояснил он. – Вы должны понять состояние молодого парня, который совсем недавно был свободным человеком, а теперь оказался взаперти. Ведь у нас здесь условия не сахар!

– Я не хотела, чтобы он оказался здесь! – повысив голос, парировала Копейкина, неожиданно вспомнив, что именно это и хотела объяснить Петру. – В чём моя вина? – В её глазах стояли слёзы обиды.

– Ну, конечно, вы ни в чём не виноваты! Только ведь и он, насколько я помню ваш рассказ, не чувствует своей вины! Не торопите события, и парень растает, изменит своё отношение к вам, понимаете?

Сейчас, вспоминая свою встречу с лейтенантом, Копейкиной вдруг стало холодно. Холодно от одиночества.

«Ну, почему, почему он не захотел просто поговорить со мной? Ведь я готова была извиниться, хотя и не понимаю за что! Впрочем, какая разница!»

Она забралась в одежде на кровать и, обхватив ноги руками, уткнулась лицом в колени. И закрыла глаза. На улице пели цикады, предвещая тёплую ночь, а женщине было зябко.

– Эй, есть там кто, открывай! – послышался грубый окрик с улицы, выводя её из забытья, и кто-то требовательно постучал в запертую дверь почты.

От неожиданности женщина вздрогнула.

«Кто может прийти в столь поздний час? Или показалось?»

– Открывай, уснула, что ли, или хочешь, чтобы мы дверь сломали?! – с угрозой произнёс тот же мужской голос. И грохот возобновился.

Эля взяла со стола керосиновую лампу и подошла к двери.

– Кто там? – неуверенно спросила она.

– Открывай, чего не ясно?! Мы видели, как ты в дом зашла!

Копейкина отворила засов, и в помещение почты ввалилось двое незнакомых мужчин в штанах и телогрейках, накинутых на голое тело. Шея, а особенно грудь одного из них была полностью покрыта синяками замысловатых татуировок. По центру этого волосатого великолепия теснились многочисленные купола неведомого православного храма 1 1 Сколько куполов – столько и ходок в блатной символике (здесь и далее примечания автора). .

– Водка есть? – с порога потребовал агрессивный незнакомец. От него исходил тяжёлый алкогольный чад.

– Это почта, а не магазин, откуда у меня… – пыталась оправдываться побелевшая от страха и неожиданности Эвелина.

– Ты нам эти песни не пой, дрянь городская! Старику выпить нашла, а нам жадуешь, шалава! – наступал тот, что в наколках. – Может, тебе помочь вспомнить, куда заныкала?!

Неожиданно за спинами непрошеных гостей щёлкнул выключатель, и помещение почты осветилось электрическим светом.

Все повернули головы. В проёме двери стоял начальник колонии. Вид его был устрашающим.

– А, гражданин начальник! – пропел разрисованный. Его голова и тело стали мелко раскачиваться из стороны в сторону, как у китайского болванчика. – А мы вот тут на огонёк зашли, – дурковато осклабился он, обнажая в гнилом прокуренном проёме рта немногочисленные воровские фиксы.

– Как зашли, так и ушли! – грозно ответил ему Юрий Петрович, и его рука медленно совершила движение в сторону висевшей на его поясе кобуры с пистолетом.

– Ладно, ладно, ты чего пылишь, капитан! Мы уже уходим! – поторопились дать задний ход ночные гости. Они поспешно ретировались, прошмыгнув мимо офицера в открытую дверь.

Через несколько секунд их бесследно поглотила чёрная пустота ночи.

Глаза Эли и капитана встретились.

Грудь испуганной женщины высоко вздымалась от перенесённого волнения, и капитан отвернулся, чтобы не глядеть на неё, почувствовав неловкость.

– Я был тут рядом и… – словно оправдываясь, вымолвил мужчина. – Ну что ж, я пойду, пожалуй…

– Я прошу вас, не уходите! Не уходи…

***

В цеху по производству металлической сетки для ограды работало человек десять-двенадцать заключённых. Несколько рулонов скатанной, уже готовой продукции стояло у стены.

Здесь же беседовали двое в рабочих робах. Один из них только что опорожнил свою тачку и сейчас держал её в своих руках. Это был Пётр.

– Серый так просто не успокоится! Я его знаю! А вчера я конкретно слышал, как он с Косым из лесопильни твою тему перетирал!

– И что же они обо мне говорили? – поинтересовался Пётр у Червоного. Он решил ни в коем случае не перенимать местный лагерный жаргон и оставался в пределах нормативной русской речи.