Олег Попенков - О любви еще раз

Червоным звали рыжего парня из бывшего окружения Серого, он перестал с Серым знаться и стал на путь исправления. Этот решительный перелом случился с ним после победы Петра в схватке с предводителем блатных, Серым.

– Мочить тебя хотят! Потому он к Косому и подался, что сам дрейфит.

– И что же Косой? – поинтересовался Пётр.

– Он ему должен. Серый однова отсидку за него на себя взял.

– Как это?

– Очень просто. Они вместе на дело ходили, задолго ещё до последней ходки. По-моему, кассу какого-то завода взять хотели. Да накрыли их! Косой ходу дал, а Серый всё на себя взял, будто один он был, и на нары. Следователь, ясное дело, не поверил ему – такие дела в одиночку не делаются. Да только свидетелей маловато оказалось. Косого тогда только кассирша одна запомнила, а сторож и ребята заводские никого больше не видели. А Серый знай в свою дуду дует: не знаю, мол, парень какой-то заходил незнакомый, и всё тут. На дело один ходил, и точка! Так что Косой не замазался!

– Понятно…

– Ты вот что, один никуда не ходи. Смотри, чтоб вокруг тебя ребята из нашего отряда были. А то, сам понимаешь…

– Спасибо, Червоный. А как тебя зовут-то на самом деле?

– Меня-то? – удивился парень, давно отвыкший от своего настоящего имени. – Семёном…

– Спасибо, Сеня! Учту.

***

Было тихо. Так тихо, что в тягучей тишине бабьего лета из какого-то неведомого далёка отчётливо доносился гудок ночного локомотива и его недовольное паровое шипение, словно бы он и не поезд вовсе, а дошедший на плите до кипения чайник со свистком.

– Ты спишь? – Эля подняла голову и посмотрела на Юрия.

– Нет, – тихо ответил он, и в его глазах отразился серебряный свет луны.

– А я знаю, о чём ты думаешь, потому что об этом думаю и я, – сообщила она и, опустив голову, отстранилась.

– Вот как! И о чём же мы с тобою вместе думаем?

– О том, что изменили сейчас своим родным людям. Ты – жене, а я – мужу, – Эле хотелось плакать.

Юрий Петрович с силой придвинул её к себе, крепко обнял и поцеловал в висок.

– Ну что ты такое говоришь, дурёха? Их больше нет в этом мире. Они пропали на той страшной войне, ушли от нас навсегда! Мы не в силах что-либо изменить, как бы нам этого ни хотелось! А жить надо! Жить дальше, несмотря ни на что! Понимаешь? Конечно, мы не сможем их забыть, пока живы сами! Всё, что было связано с ними, – свято! Но обманывать тебя не хочу – я действительно думал именно об этом. Или почти об этом.

– Что значит – почти?

– Ты первая женщина, с которой я был близок за все годы, прошедшие с войны. Наверное, ты это и сама почувствовала по тому, как я был неумел?

– Прекрати, пожалуйста! – запротестовала Эля, заслонив ладонью его губы. – Мне было очень хорошо, даже слишком!

– Выходи за меня, если я тебе, конечно, люб, – сделал предложение Юрий.

Эля уткнулась головой в плечо мужчины, который вдруг стал ей таким родным! Ей до смерти, до костей сделалось страшно.

– Ну что же ты молчишь? И… вся дрожишь? – озабоченно поглядел в её глаза капитан.

– У меня взрослый сын, и мне… страшно, – призналась она.

– Чего же ты боишься, тем более если сын взрослый? И война уже окончилась!

– Наверное, ещё раз потерять своё счастье! Второй раз я этого не переживу!

Наступила тишина. Пара лежала, крепко прижавшись друг к другу, и, словно бы заглядывая в будущее, в немом молчании испрашивала для себя у Предвечного простого человеческого счастья. И в этом их совместном невольном делании было что-то необыкновенно торжественное и непобедимое, как сама бесконечная жизнь.

Эля положила голову на плечо своего Юрия и вовсе не замечала, как по её лицу катятся крупные слёзы. В этих слезах было всё: и радость, и страх, и надежда на долгожданное счастье. А он нежно гладил её по голове, думая о чём-то своём.

Первую часть ночи Пётру снилось, что он парит в воздухе над изумительными по красоте озёрами и реками с прозрачной водой. В воде резвятся, весело блестя чешуёй, неведомые рыбки. Он дивится этому многообразию и может погладить любую из них, доверчиво подставляющих бочок в ожидании ласки. Рыбы почему-то совсем его не боятся!

Полёт был длительным, упоительно лёгким и радостным, вода тёплой, а небо безоблачно голубым. Ни дуновения, ни ветерка!

А потом он вдруг очутился в кругу друзей, и они, словно маленькие дети, в одних трусах на солнцепёке бегали и играли в прятки на пустыре за домом. Он словно бы снова вернулся в своё беззаботное босоногое детство.