Кнут Гамсун - А жизнь идет...

— На восток или на запад?

Вальборг начинает удивляться и говорит:

— Мне что-то становится не по себе.

— Ерунда! — отвечает Август. — Но я не понимаю, зачем вороне понадобилось лететь так далеко в горы.

— Странно, — говорит и Вальборг. — Разве что по какому-нибудь злому делу, по случаю пятницы.

Август снисходительно глядит на неё. Все это ерунда, — будто ворона зловещая птица и посылается по пятницам с дурными вестями. Он никогда и нигде не слыхал об этом (только здесь так говорят), хотя и побывал во всех странах, где есть вороны, на всём земном шаре. Почему не говорят того же о страусах или о пингвинах, которых он тоже видел. Разве ворона и пятница не в руках божьих, как и всё?

Он возражает Вальборг, смеётся над ней и её суеверием.

— Про меня тоже говорят, что я родился в пятницу, но я ведь прожил по крайней мере четыре тысячи пятниц и всё ещё живу.

— Я так только говорю, — бормочет Вальборг.

Зато у Иёрна серьёзная забота. Удивительно! Но как только этому бедняку и несчастному доверили определённое дело, он сразу показал себя верным и надёжным. Теперь Иёрн сменил выпрошенное тряпьё, в котором он ходил раньше, на рабочее платье, купленное им в городе. Иёрн чувствует себя обновлённым, он встал на ноги, он человек. Завтра ему придётся иметь, дело со многими людьми, которые придут за овцами, он ничего против этого не имеет.

Кроме того, Иёрн стал также думать о будущем, чего никогда не делал раньше. Он говорит:

— Вот завтра Михайлов день, и у вас, верно, уж ничего не найдётся для нас?

Август — это Август: он вовсе не намерен лишать кого-нибудь из своих людей куска хлеба, — разве кто-нибудь слыхал о нём такие вещи?

— У тебя будет место, — отвечает он.

— Боже, какая радость! Вальборг, у меня будет место! — говорит он жене, которая сидит тут же рядом. — Я же ведь говорил: стоит мне только обратиться к нему...

— Настолько-то вы должны меня знать!

— Я так и говорил, я всегда так говорил.

Август — капитан и генерал!

— Ты начнёшь в понедельник.

И только из хвастовства он пишет и подписывает на листке в своей записной книжке, что этот человек, Иёрн, сначала будет работать на по закладке фундамента, а потом на постройке каменного здания. Он вырывает листок и говорит:

— Ты передашь этот приказ моему представителю, которого зовут Больдеманом.

Иёрн знает Больдемана, он кланяется и благодарит без конца: это, мол, благословение, он так и знал и говорил это всё время.

— Так. А теперь отправляйтесь! — командует Август. — Вы не попадёте на Овечью гору с этой стороны озера, потому что здесь водопад. Надо обходить кругом. Но гоните не торопясь! — говорит он.

Вальборг встаёт. Ей надо идти довольно долго, прежде чем она успеет пройти мимо тысячи овец. Потом она зовёт их. Животные поднимают головы и прислушиваются. Она опять зовёт их, в стаде начинается движение, овцы бегут на зов, некоторые блеют, наконец все сливаются в один поток; сзади идёт Иёрн. Произошло то же, что и вчера утром: немного погодя возле Августа не осталось ни одной овцы.

Он сидит ещё немного и отдыхает: ему не к спеху. Он слышит зов Вальборг, который удаляется, становится глуше. Она гонит стадо в полном порядке.

Потом Август встаёт и идёт домой. На часах половина пятого.

Да, не мешало бы поспать тогда, после обеда, — он это живо чувствует, — но он отдохнёт, когда придёт к хижине.

Вдруг Август слышит два выстрела, один за другим. Он останавливается. Стреляли где-то возле озера, но Иёрн и Вальборг, верно, справятся с животными, они так хорошо пошли.

Август идёт дальше и приходит к охотничьему домику.

Пока он сидит на камне, он опять слышит два выстрела. Чертовски досадно, что этот лорд стреляет как раз на пути овец! Но как ни плохо с выстрелами, будет ещё хуже, когда овцы увидят собаку, которую они примут за лисицу. Впрочем, мало вероятия, что Иёрн и Вальборг дадут застигнуть себя врасплох. Вряд ли.

Потом он идёт вниз по дороге, по своей собственной дороге для автомобилей, и всё-таки ему не по себе; и в первый раз за долгое время он ловит себя на том, что крестится. Что-то странное, полузабытый жест, который невольно сделала его рука.

Но вот Август чувствует тревогу. Он оборачивается и видит овец: вся дорога сплошь покрыта овцами, целый поток овец, неистовый вихрь, бешено мчащийся прямо на него, может быть, он опрокинет его. Отец небесный! Август пробует одно мгновение сопротивляться, преградить путь палкой; всё напрасно: овцы увлекают его, и он напрягает все свои силы, чтобы удержаться на ногах. Август идёт, тысяча овец ведёт его. Они очутились у открытой пропасти, тут автомобиль консула по дороге вверх преграждает им путь. Он гудит, желая остановить животных, но пугает их ещё больше. С одной стороны — отвесная скала, с другой — пропасть. Консул даёт задний ход, но тут поворот, и он делает это очень медленно. И всё-таки, может быть, хоть часть животных проскочила бы мимо автомобиля и спаслась, если бы перед ними не очутился человек. Это Осе; она стоит прямо перед овцами, размахивает руками, машет рукавами. Консул кричит ей что-то, а Осе кричит ему в ответ, — может быть, она только хочет помочь остановить животных. Но делает обратное, — сгоняет их на край пропасти; некоторые уж и без того упали туда, с высоты трехсот метров. Поток растёт, в середине этого кипящего водоворота человек — Август; видно, как он улыбается в сторону автомобиля, верно, он надеется спастись в последний момент и не хочет причинять беспокойства, поэтому он и улыбается. Но он не может спастись. Овца — это овца, и куда бежит одна, туда бегут и все остальные, поток давит сверху, целая лавина животных падает в пропасть. Когда Август видит, что всё погибло, он хватает одну овцу за длинную шерсть, может быть, для того, чтобы упасть на неё, он держит её перед собой; но она вырывается. И его сносит вниз.