Анастасия Цветаева - AMOR

– С вещами!

(Арест! Боже мой! В изолятор?!)

Дальше все было как во сне: вмиг члены штаба собрали Никины вещи – и, ни с кем не простясь из тех, с кем она жила уже давно, Ника оказалась за зоной. Но с ней шел только один солдат. Штаба колонны уже не было.

– Мать, – сказал солдат (у него было доброе, молодое лицо), – ты не переживай, это только с виду – арестовали тебя, – знаешь что… Тебя начальство умыкнуло, в другое, в наше отделение. Прочли в твоем формуляре, кем ты на воле была… Умыкнули и увели тебя, чтобы ты им языки преподавала. Так ты сама иди через поле, в ЦРМ [45] Центральные ремонтные мастерские. … Так тебя либо там устроят, либо в ДОКе [46] Деревообрабатывающий комбинат. . Там тебя встретят…

– О, нет, дорогой! – ответила Ника. – Одной мне идти, без документов? Что я, глупая? Раз увел – доведи… И чтоб меня обвинили в побеге и дали бы мне – срок?!

– Ну ладно… – добродушно сказал солдат, и они пошли через поле. Солдат помогал Нике нести её вещи. Нику взяли в ДОК – и стала Ника преподавать начальству английский язык. На первом же уроке – телефонный звонок, и в ответ голос её гневного ученика:

– Ничего, попрыгаешь и остынешь! Пришлешь мне формуляр! Пришлешь… Человек не ходит за формуляром, сам знаешь законы, сам – прокурор!

Жизнь медленно тянулась – к освобождению…

"Там" – шла война. И все уменьшали пайки (хлеба) вольнонаёмным. Заключённые не раз слышали горькие восклицания вольных:

"Вы – сберкасса, вас – берегут". "Даже с собаками!" – добавляли с горьким смехом зеки…

"Вам – паек полагается, не урезали ещё…" – "Нам…"

Радостно вспоминала позднее Ника, что с тех пор, как её выкрали для себя и вернули ей специальность преподавателя языков и она уже не была голодна, ей иногда удавалось передать тихонечко через вольнонаёмных – куски хлеба их детям. Эта радость зажигала вокруг нее почти феерическое – освещение.

"Вот и лагерь тебе"… – пел<$ в её нутре неким родом чревовещания.

Как же это случилось? И потолок не рухнул!

Ника узнала в 1943 году вещь совершенно невероятную, нежизненную – в ту эпоху. Почти что небывалую : заключённого – освободили ! И этот человек – Мориц! Из всех – Морица! После шести лет заключения и – его – заявлений, во все инстанции! Горечь без дна и края, – да. Но торжество факта – перекрывает его! Значит, Мориц недаром верил в то, что его – его страна – услышит! Не бросал надеяться – писал и писал. Если б он бросил писать – тогда было бы горе. Он не бросил. Он знал. Он – дождался.

Мориц – вольнонаёмный! Это – победа – подобная той, с капитуляцией целой страны. Будет ли в эту ночь спать – Ника?

На другой день пришло разъяснение: Начальник сметнопроектной группы Известковой, Мориц по освобождении назначен старшим помощником – следовало крупное имя, известное всем – начальника всех лагерей края. Ника плакала, лбом в подушку, подушку–сенник, ей ещё на четыре года дарованную. "Не сможет ещё два года (последние его восьми) вернуться к жене, домой, к Ольге, к детям… Но он сможет съездить к ним, домой в отпуск, – утешала себя Ника – разве это не огромное счастье? Огромное!"

О, Мориц показывал себя! Он работал не только на стройке, но и над досрочным освобождением лучших рабочих.

Разделенная расстоянием и событиями, Ника узнала, что вскоре Мориц перевезен в больницу с диагнозом: две каверны и туберкулез горла. Он уже с трудом говорил. Она узнала, что за Морицем самозабвенно, горестно ухаживала жена, вызванная его начальством, оставившая сына на попеченьи старшей сестры его и друзей. Она не отходила от умирающего ни на час, до самой его смерти. Долго не было вестей о Евгении Евгеньевиче, но когда пришел ответ от его сестры на запрос Ники (адрес которой он ей – "на всякий случай" – оставил), Ника залилась плачем: сестра его сообщала, кратко, что он умер – в лагере, – и ни слова о его изобретении!.. Но и далее не услыхали никогда о его блестящем транспортном изобретении. Но потому, что оно не было введено в жизнь, можно было думать, что или все же была ошибка в его расчетах… или что изобретение это вместе с моделью погибло. Погибла – в одной из лагерных перебросок при обыске – и поэма Ники, ею почти доконченная.

На всю жизнь будет памятна ночь, когда, лежа в женском бараке (многие на полу, сняв с нар жидкий матрасик), их разбудил хриплый от усталости, но громкий от волнения голос диктора, объявлявший небывалую весть – капитуляцию Германии! Женщины вскакивали, как в бреду, кидались друг к другу, обнимались, крича: "Домой, домой!"