Готхольд Лессинг - Драмы_Басни в прозе

Эмилия.Да, я спокойна. Но что вы называете быть спокойной? Сидеть сложа руки? Переносить незаслуженные страдания? Терпеть, чего стерпеть нельзя?

Одоардо.О, если ты так думаешь — дай заключить тебя в объятья, дочь моя! Я всегда говорил, что природа намеревалась сделать женщину вершиной творения, но ошиблась глиной и выбрала слишком мягкую. Во всем остальном — вы нас выше. О, если таково твое спокойствие, я снова обретаю в нем свое. Дай обнять тебя, дочь моя! Подумай только, под предлогом судебного расследования — о, адское комедиантство! — он хочет вырвать тебя из наших объятий и увозит к Гримальди.

Эмилия.Вырвать? Увезти? Хочет вырвать, хочет увезти, хочет, хочет! Будто у нас нет собственной воли, отец?

Одоардо.Я пришел в такую ярость, что уже схватился за кинжал (вытаскивает его), чтобы кому-то, одному из двух, — одному из двух пронзить сердце.

Эмилия.Ради всего святого, не надо, отец. Жизнь — единственное, чем обладают порочные люди. Мне, отец мой, мне дайте этот кинжал.

Одоардо.Дитя, это не шпилька для волос.

Эмилия.Тогда шпилька превратится в кинжал! Все равно.

Одоардо.Как? Неужели дошло до того? Нет же, нет! Приди в себя. Ведь и у тебя всего одна жизнь.

Эмилия.И одна невинность.

Одоардо.Которая выше всякого насилия.

Эмилия.И не выше всякого соблазна. Насилие, насилие! Кто только не способен противодействовать насилию? То, что называют насилием, — ровно ничего не значит. Соблазн — вот настоящее насилие! В моих жилах течет кровь, отец, такая молодая и горячая кровь! И мои чувства — живые чувства! Я ни за что не отвечаю, ни за что не могу поручиться! Я знаю дом Гримальди — это дом веселья. Один час провела я там под наблюдением матери — и поднялась такая буря в душе моей, что нужны были недели поста и молитвы, раньше чем я успокоилась. Чтобы избежать зла, не большего, чем это, тысячи людей бросались в воду и превращались в святых! {84} Дайте мне, отец мой, дайте мне этот кинжал.

Одоаро.Если бы ты только знала, чей это кинжал!

Эмилия.Что же, если я не знаю! Неизвестный друг — тот же друг! Дайте мне его, отец, дайте мне его.

Одоардо.А если я дам его… Возьми же. (Отдает ей кинжал.)

Эмилия.Так вот! (Хочет заколоться, отец вырывает кинжал из ее рук.)

Одоардо.Зачем так быстро!.. Нет, кинжал этот не для твоей руки.

Эмилия.Вы правы, я должна шпилькой… (Проводит рукой по волосам и находит розу.) Ты здесь еще? Прочь! Тебе не место в волосах той, в кого я превращусь по воле своего отца…

Одоардо.О моя дочь!

Эмилия.О мой отец, угадала ли я ваше намерение? Но нет, и этого вы тоже не хотите. Иначе зачем вы стали бы медлить? (Говорит, с горечью обрывая лепестки розы.) Были времена, когда отец, чтобы спасти свою дочь от позора, вонзал ей в сердце острую сталь {85} и так вторично дарил ей жизнь. Но времена этих деяний миновали! Нет больше этих отцов!

Одоардо.Есть еще, дочь моя, есть! (Закалывает ее.) Боже, что я сделал.

Она падает, он подхватывает ее в свои объятия.

Эмилия.Сорвали розу, прежде чем буря успела измять лепестки. Дайте мне поцеловать вашу отцовскую руку.

Те же, принц, Маринелли.

Принц (входя). Что такое? Эмилии дурно?

Одоардо.Ей хорошо, очень хорошо!

Принц (подходя ближе). Что я вижу? О, ужас!

Маринелли.Горе мне!

Принц.Жестокий отец, что вы сделали?

Одоардо.Сорвал розу, прежде чем буря успела измять лепестки… Не так ли, дочь моя?

Эмилия.Не вы, отец мой, — я сама, я сама…

Одоардо.Нет, дочь моя, — нет! Не покидай мир с ложью на устах. Это не ты, дочь моя! Это твой отец, твой несчастный отец!

Эмилия.А… мой отец. (Умирает, он бережно опускает ее на пол.)

Одоардо.Иди в лучший мир! Что же, принц? Она еще нравится вам? Возбуждает она ваши желания, вся в крови, вопиющей об отмщении? (После паузы.) Вы хотите знать, чем все это закончится? Вы ожидаете, быть может, что я обращу эту сталь против самого себя и так, по правилам пошлой трагедии, завершу свое деяние? Вы ошибаетесь! Вот! (Бросает ему в ноги кинжал.) Вот он лежит, кровавый свидетель преступления! Я пойду и сам отдамся в руки правосудия. Я ухожу и жду вас, как судью. А там — выше, буду ждать вас перед лицом нашего всеобщего судьи.