Роберт Стивенсон - Английская новелла

— Вот сюда, понятно? — сказал Салам, показывая место под фюзеляжем одного из "Бичкрафтов".

Бен вспомнил, что там ввинчено четыре болта для того, чтобы привязывать самолет к колкам в пустыне во время сильного ветра.

— Великолепно! — обрадовался он.

Салам отодвинул панель в задней части фюзеляжа и показал, куда можно прикрепить еще два болта, чтобы подвязать клетку.

— А мотор в порядке? Помню, из него масло текло, как из сита, — сказал Бен.

— Часов на двадцать хватит, а у меня есть очень тяжелое масло.

С Саламом не пропадешь, и Бену казалось, что он уже на полпути к цели.

В бытность свою в Канаде Бену частенько приходилось летать на небольших самолетах с громоздкими частями горного оборудования, подвязанными к фюзеляжу. Но у старого "Бичкрафта" разболталось управление, и мотор терял компрессию уже при взлете; Бену казалось, что он летит не на самолете, а на самой акульей клетке.

— Порядок? — спросил он Дэви.

Дэви был бледен, и отец не знал, от воздушных ли это ям над пустыней, от врожденного страха перед самолетом или от предвкушения опасностей, которые их ждут в Акульей бухте.

— А выше ты не можешь подняться? — спросил его мальчик. — Туда, где нету ям?

Это уже было достижением. Мальчик наконец о чем-то попросил.

— Я и так лезу наверх сколько могу, — ответил Бен, стараясь перекричать не слишком мощный рокот старенького мотора. — Клетка привязана чересчур близко к носу…

Нос у "Бичкрафта" и так был слишком тяжел, даже с добавочным грузом на хвосте. Бен отвел подальше назад ручку, но протез на левой руке сразу же впился в живое мясо. Ему приходилось все время держать машину в равновесии; стоило отвести ручку слишком далеко, нос задирался и самолет терял управление.

— В кармане у меня леденцы, — сказал Бен. — Достань-ка их оттуда.

Дэви залез в карман отцовской рубашки и вынул пакетик леденцов. Один из них он сунул Бену в рот (тот не мог отпустить ручку). И сделал это, как заметил Бен, по своей воле.

— Тебя тошнит? — спросил отец.

Дэви покачал головой, и Бен понял, что не должен был этого спрашивать. Вопрос, наверно, напомнил прошлый полет, когда Дэви сильно мутило. Но на этот раз Бен дал ему таблетку аэрона.

— Хочешь попробовать? — спросил Бен, кивком показывая на рукоятку.

Дэви снова мотнул головой и поглядел на отцовский протез; он был из алюминия, а кисть руки — из какого-то легкого сплава, покрытого кожей. Там, у локтя, где искусственная рука примыкала к настоящей, образовалась большая свежая рана, из которой выступила кровь. Вид кровоточащей раны заставил Дэви поглядеть в глаза отцу; он не понимал, как тот может терпеть такую боль, но Бен ответил ему спокойным взглядом.

— У меня чувство, словно я веду тяжело нагруженный товарный поезд! — прокричал Бен.

Он делал вид, что ему легко, но у него было ощущение, будто он несет самолет на вытянутой больной руке и она уже начинает сдавать.

— Ну вот! — с облегчением произнес Бен, когда среди десятка тысяч бухт вдоль обнаженной зеленой границы пустыни и моря показалась их белая бухта.

Бен узнал о ней от одного египетского гидробиолога: по его словам, тут было полно и акул, и гигантских скатов. Эту бухту тоже звали Акульей, как и все другие, и она тоже представляла собой изогнутую гряду неприступного кораллового рифа, вправленную в безликую пустыню. Сюда можно было добраться либо с моря, либо на легком самолете.

— Ну, теперь держись! — крикнул Бен, когда они начали снижаться. — Он будет подскакивать…

Подойти к бухте было легко. Но стоило им опуститься пониже, как песчаная поверхность берега перестала казаться ровной полоской пустыни, и на ней появилось несметное количество кочек.

Самолет коснулся земли, внизу у него что-то сместилось, и его так занесло, что они чуть не перевернулись. Послышался сильный треск в фюзеляже, и они почувствовали толчок: пробило заднюю стенку кабины. Самолет подскочил и остановился, но внизу снова что-то затрещало…

— Ты не ушибся? — спросил у отца Дэви. — Что случилось?

У Бена чуть не вырвало протез, когда рукоятка подалась вперед, и ему, видимо, было очень больно. Он изо всех сил дергал ремни, которыми протез был привязан к руке, отчаянно стараясь освободить окровавленную культю от терзавших ее металла и кожи.

— Ах, будь ты проклята! — со злостью бормотал он. — Лучше не иметь никакой руки!

Он чертыхался, пока случайно не увидел лицо сына. Тогда он опомнился и затих. Но, прочтя в глазах у мальчика памятный ему ужас, он спросил себя, верно ли поступил, потащив ребенка туда, где тот уж раз натерпелся столько страху. Однако с самого начала эта затея казалась ему необходимой для них обоих. Бен был человек простой и трудности на своем пути умел преодолевать только упорством.