Вацлав Ластовский - Лабиринты

Мгновенно вспомнились жуткие образы из легенд и подлинных происшествий, а также тот факт, что у меня нет спичек. Я понял, что в этой немой тишине и чёрной, до боли в мозгу, темноте, после нервного потрясения нахожусь на грани потери сознания. В мозгах инстинктивно и отчаянно билась одна-единственная мысль: надо быть спокойным, надо быть спокойным! Я сознавал, что сейчас единственное спасение в сохранении спокойствия. И, как лунатик, с протянутыми вперёд руками, пошёл в сторону. Где-то там каменные сиденья.

Я присел и начал глубоко вдыхать воздух. В ушах звенела тишина, в которой тиканье часов в кармане звучало, как ритмичный ход паровой машины, а ещё глухо стучала кровь на шее и висках. Как долго я сидел — не понять, это могла быть и одна минута, и целая вечность.

Наконец решился найти своего проводника, при нём спички и фонари. Я слез с лавки и пополз на руках и коленях. Сразу нащупал кладку, на которой я недавно стоял, и пополз вокруг неё, так как не мог сообразить, с какой стороны нахожусь. За вторым поворотом рука наткнулась на что-то мокрое и клейкое. Я подумал, что это кровь, что здесь неподалеку лежит мой проводник, и осторожно протянул руку вперёд. Сначала наткнулся на массивный металлический подсвечник, а потом на лежащее тело. Я подался ближе, нашёл запястье. Пульса не было, голова была мокрая и холодная.

В боковом кармане куртки я нащупал спички и радостно начал зажигать их, но руки были мокрые и дрожали, спички ломались и только искрили. Переломав штук десять, я спохватился, что их в коробке немного, и силой воли стал успокаивать себя. Усилие дало результат, аккуратно извлечённая спичка… загорелась, открывая жуткую картину: передо мной лежал навзничь мой проводник с разбитой и окровавленной головой. От правого глаза до уха зияла страшная кровавая рана. Спичка догорела и погасла. Тут я заметил, что кроме спичек, у меня больше нет ничего. Куда проводник поставил свой фонарь, я не заметил.

Спичек было всего лишь несколько в коробке, и я решил использовать их с безмерной осторожностью. А для этого опять пополз по кирпичам. После долгих поисков был обнаружен и зажжён фонарь. Свет фонаря подтвердил печальный факт смерти моего проводника. Он действительно оступился и, падая, ударился виском об острый выступ подставки фонаря, которую тяжестью своего тела опрокинул.

Поднимая тяжёлый фонарь, я заметил на нём внизу надпись: «Воспринимающий, прими следующего из чаши тайн испившего».

Прочтя дивную надпись, я старался понять её значение, и показалось, что она говорит про некий закон, царящий в этих подземельях. Возможно, Подземный человек согласно этому закону заплатил жизнью за раскрытие тайны? Впрочем, факты говорили, что он стал «вторым, испившим из чаши скрытых знаний». Меня охватило суеверное благоговение к окружающим стенам и предметам. Я был объят со всех сторон тайными, сознающими свою мощь, силами. И эти тёмные древние стены, и чёрный дубовый гроб с останками неизвестной мне, но, безусловно, гениальной личности, и это таинственная надпись, и наконец, труп малоизвестного, но всё же близкого и дорогого мне человека, окутывали душу тысячами хрупких, но тягучих нитей неведомых тайн.

А главное, я был здесь, в этих лабиринтах единственным живым существом. Я обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на пожилое, но приятное лицо Подземного человека. Каково же было моё удивление, когда я не увидел его на земле, где момент тому назад он лежал. Это ужасно встревожило и поразило до самых глубин всю мою сущность. Я всё больше ощущал бессилие, словно оказался в неведомых путах.

Поражённый новой тайной, я искал своего проводника и поднял вверх фонарь, осматривая подвал. Но тела нигде не было. Зато я заметил, что помещение, в котором я нахожусь, имеет треугольную форму, и треугольник, сужаясь, сходился вверху высоким сводом. Мне вспомнилось описание словенского храма в Ретре, который представлял трёхгранную фигуру, как и поселение при храме, которое было с трёх сторон огорожено, а с каждой стороны по трое ворот: на восток, юг и север.

Вспомнилась также дискуссия в молодёжном кругу. Один уважаемый учёный, который был среди нас, утверждал, что именно в треугольной форме была построена знаменитая, воспетая Гомером Троя, что все храмы и святилища старой словенской веры, посвящённые Величайшему, отцу Богов, назывались Троя.

Но скоро мысли вернулись к моему незавидному положению в этих склепах. И только я принял решение вернуться назад той же дорогой, как вдруг что-то скрипнуло за спиной. Вздрогнув, я обернулся и увидел раздвинутую стену и между двух её половин, на фоне непроглядно-чёрной тьмы прохода… человеческую фигуру в белой одежде и с белым митроподобным клобуком на голове. Я застыл на месте и уверен был, что это галлюцинация. А тем временем белая фигура начала ко мне приближаться. Глядя расширенными глазами на неё, я с немалым удивлением распознал облик Ивана Ивановича. Первым моим движением было выразить свою радость и поделиться пережитыми тревогами, но он, словно понял мою мысль, торжественным поднятием руки сдержал мой порыв, говоря: