Константин Широков - Не оставляя

«Любопытно было бы взглянуть на этот распорядок», – подумал я, уже догадавшись, что Даша звонила из того самого заведения, где моя тётя была директрисой и, скорее всего, являлась главным автором этого распорядка.

Размышляя об этом и прикидывая, что в этой связи можно предпринять, я услышал характерный негромкий звук открывающейся входной двери и поспешил туда. На пороге стояла запыхавшаяся тётушка с полными авоськами продуктов в руках.

– Андрюша, – обратилась она ко мне, увидев перед собой, – я только что с рынка. Отнеси, пожалуйста, всё это в холодильник. Теперь-то я точно буду спокойна – продуктов надолго хватит.

Я принял у неё свёртки и, размещая их по камерам в холодильнике, доложил, что звонила Даша Невицкая, с которой я почти договорился об экскурсии по городу. Слово «почти» я проговорил скороговоркой невнятно, пользуясь таким вполне невинным, но хорошо отшлифованным в общении с отцом приёмом, позволяющим иногда получать некие дивиденды.

Услышав о Даше, тётя, всплеснув руками и глянув на часы, принялась звонить куда-то и что-то там выяснять и согласовывать. И тут с незатейливой обыденностью меня посетило в некотором роде первое разочарование с момента приезда…

…Оказалось, что моя милая добрая тётя уже заранее до моего приезда проявила заботу обо мне… В стенах её небольшого учебного заведения, как ни прискорбно это было узнать, меня ожидало некоторое подобие ускоренного ликбеза с уклоном… Нет-нет, не в экономику, а пока лишь только в пару гуманитарных дисциплин, с которых и должен был начаться в угоду моему отцу каждодневный глубоко осмысленный и, по-видимому, до мелочей продуманный мой отдых на море.

Кажется, те предчувствия, что перед самым отъездом проявились в общении с отцом и которые немного меня пугали и донимали уже в поезде, всё-таки, как бы не хотелось этому верить, начинали сбываться.

По словам тёти, её опытные педагоги с искренним желанием готовы немного скорректировать мои школьные знания по двум-трём дисциплинам, что так важно и даже необходимо, если я всё-таки собираюсь поступать в университет. При этом, утверждала она, благодаря некоторым новаторским методикам её коллег, это будет необычайно интересно и даже увлекательно. «Я б и сама с удовольствием села за парту и вновь наслаждалась бы карнавалом знаний и удивительных открытий», – мягко почти по-голубиному ворковала моя хлопотливая тётушка, певуче примешивая в свои слова приглушённо гортанный южнорусский прононс. И ворковала всё это она так радостно и с таким энтузиазмом и каким-то внутренним ликованием, точно нечто необыкновенное и грандиозное теперь наверняка должно было свершиться и чему я должен был бы бесконечно и безмерно рад.

Тётя лишь сожалела, что для этих занятий смогла привлечь только двух своих доморощенных педагогов по причине того, что почти весь её дружный педагогический коллектив, к моему счастью, был уже в отпусках.

И я, с трудом переваривая эту с ног сшибающую новость, уже представил, как из небольшой, но плотной толпы педагогов её славного образцового заведения отделилась парочка самых педантичных и крайне въедливых особ. Как они потирают от удовольствия руки: ждут не дождутся скорее приступить к делу и начать учить меня уму разуму. «Ну теперь точно прощай мой отдых, прощай свобода, прощай пляж на весь день и ночные гуляния среди кипарисов под огромной южной луной, прощай и мой беззаботный сон до обеда…» – такие мысли сразу же завертелись в голове и смутили меня. Однако, стараясь сохранить хотя бы видимую невозмутимость и хладнокровие, я всё же поинтересовался, кто ж это так легко и радостно мог согласиться испытать на прочность свои нервы и хрупкое душевное равновесие в общении со мной.

Мой сардонический вопрос испарился сам собой. Тётя как бы не заметила его, но подчеркнула, что одной из моих репетиторш будет опытный педагог-литератор Стелла Александровна, которая очень тактичный и внимательный человек, в чём я, конечно, и не сомневался, но, безусловно, был бы определённо рад всё же избежать её пристального внимания к своим умственным способностям.

«Лучше б этот опытный педагог-литератор брался обучать тех, кто желает этого», – с некоторым возрастающим неприятием и отчуждением подумал я об этой своей будущей репетиторше, наделённой, скорее всего, ко всему прочему и функциями наставницы и строгой воспитательницы в одном лице.

Я тоскливо глядел из глубины комнаты на ярко-голубой прямоугольник окна, в котором одиноко кудрявилось небольшое перистое облачко и на фоне которого зачем-то в деталях припоминался большой десятиведровый школьный аквариум в кабинете биологии с навеки, казалось, заточенной там безмолвной и всецело покорной своей судьбе живностью. Я вдруг почувствовал себя примерно такой живностью.