Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

А он все жалобней их просил
Сделать то, что они не могли.
А тем временем слухи о страшном убийстве
По городу быстро ползли.
И тогда друзья, в этот скорбный час
Не видя путей иных,
Придумали некий план — и пусть,
Кто хочет, осудит их.

«Ты бы доброе дело сделать смогла,
А быть может, и душу спасти,
И тому, кто одной ногою в земле,
Облегчение принести,
Так веселой молодке сказали они,
Чем-то схожей с его супругой,
Все равно он уже не сумеет теперь
Отличить вас друг от друга!»

И добрая женщина сделала все,
Как ее попросили друзья.
Он обнял ее еще и еще:
«Где ж была ты, заждался я!
Тебя не пускали… Но вот ты пришла…
Так, значит, это не сон!..
Благослови же тебя Господь!»
Улыбнулся и умер он.

Спустя полгода его жена
Ступила на эшафот.
И, нахмурив брови, молча смотрел
Собравшийся народ,
Как ее удавили и тело сожгли
По закону тех давних дней
Для жен, поделом осужденных иль нет
За убийство своих мужей.

И кто-то сказал, поглядев на костер:
«Слава богу, что он не знал!
Ведь очень немного найдется таких,
Кто б ее невиновной считал.
Хорошо еще то (если только не врут),
Что обмана раскрыть он не смог».
И, казалось, никто даже в мыслях
Не хотел осудить подлог.

Исполином,
Властелином
Бывшее, вождем,
Хозяином, врагом
Зачем ты, Время, милой
Презрение внушило?
Знать, прав философ был,
Когда он говорил:
Внеземная
Мысль сухая
Не воплощено ни в чем.
Стар ли, молод,
Жар ли, холод
Любовь дарует свет
Всем — вне веков и лет.
Любовь — удел желанный.
Ей, небом осиянной,
Земных событий ход
Известен наперед
Многоликой
И великой
Первых нет, последних нет.

Проникнув в окна южного крыла,
Луна, играя, тени навлекла
На лоб и щеки юной знатной дамы,
Укрывшейся с любимым в стенах храма.
Не смазаны наплывом темноты
Поодаль стыли резкие черты
Людей на лошадях, в доспехах бранных
Иль спящих подле жен своих желанных.
«Взгляни на них. Им тут пребыть все дни».
«Да, мы не мраморные, как они».
«И хуже, милый: мы не муж с женою».
«Ведь ты же обвенчаешься со мною».
Молчанье. Слышно цоканье копыт.
Потом опять, чуть эхо отзвенит:
«Теперь они уже на повороте».
«Коня надежно я упрятал в гроте…
И все-таки его найдут сейчас».
«А вслед за ним не обнаружат нас?»
«Не бойся так! Успеть бы обвенчаться,
Тогда над ними сможем посмеяться».
«Ты позади меня был на коне…»
«Трюк этот обмануть позволил мне
Ревнителей закона. Всякий видел,
Что я похищенный, не похититель:
Наследница, арестовав меня,
Велела сесть на своего коня!»
Луну застлало облако. На лица
Узор проемов стрельчатых ложится.
Чисты и жестки лица этих двух.
В беспамятство их вверг любви недуг.
И мраморные рыцари вокруг.
Семейное предание.

На Запад открыла она мой мир:
Там хлещут как плети
И плачут как дети
Валы, сойдясь на разгульный пир.
Романтики цену я с ней узнал
И сумрак знакомый
Узилища-дома
На бегство желанное променял.
Любви научила она меня,
От силы которой
Свергаются горы
И синими кажутся зеленя.
С ней память минувшего мне дана:
Огни колдовские
И выси такие,
С которых земля уже не видна.

Что же о мире петь
Можно нам впредь?
Брошены в круговерть,
Выброшены на смерть.
Нового нету ведь,

Что же тут петь?
Ля-ля-ля-ля!

Если бы кто-то мог
Смерть преодолеть,
Радости бы сберег,
Но, однако же, смерть
Каждой жизни итог.

Не о чем петь.
Ля-ля-ля-ля!

Так что о мире впредь
Можно не петь;
Выловила бы сеть
Жизнь, а не смерть,
Стали о мире ведь

Больше бы петь.
Ля-ля-ля-ля!

Сказал он: «В воскресенье
Похороните, чтоб
Весь бедный люд селенья
Мог проводить мой гроб».

И ради воскресенья
На бочке вывел он:
«Открыть без возраженья
Во время похорон».