Джеймс Купер: На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Это был радостный для меня день, когда наконец к нам прискакал слуга мистера Мордаунта с известием, что его господин со всем семейством прибыл в Лайлаксбуш и что меня просят завтра к завтраку.

Не успел уехать слуга, как я, сгорая от нетерпения скорее увидеть Аннеке или хотя бы только быть поблизости от нее, вскочил на коня и поскакал вслед за слугой, решив переночевать в гостинице Кингсбриджа и на следующий день поутру, не спеша, прибыть в Лайлаксбуш.

– К вашим услугам, сударь, лучшая комната в моем доме, – ответила мне хозяйка гостиницы на мой вопрос о комнате для ночлега. – Как поживает высокочтимый капитан Хег Роджер, ваш дедушка? А ваш почтенный батюшка, майор Ивенс? Не правда ли, хорошо? Я это вижу по вашему веселому, улыбающемуся лицу, что все ваши домашние здоровы… Я бы подумала, что вы спешите на свадьбу, если бы вы проехали прямо в Лайлаксбуш, не останавливаясь у меня!

Я невольно вздрогнул, но потом подумал, что, быть может, за это время местные сплетницы успели уже узнать правду и сказал:

– В сущности, я еду не на свадьбу, миссис Леже, тем не менее, надеюсь, что свадьба будет, вероятно, на этих днях!

– Да я не о вашей свадьбе говорю, мистер Литтлпейдж, а о свадьбе мисс Аннеке с лордом Бельстродом! Это блестящая партия даже и для Мордаунтов. Лакей этого лорда часто заходит ко мне по вечерам выпить стаканчик свежего сидра и говорит, что мой сидр не хуже настоящего английского. А вы не шутите, это не малая похвала для такого человека, который решительно ничего хорошего у нас в колониях не находит! Так вот, этот лакей говорил, что это дело совсем решено и что свадьба должна состояться со дня на день; ее отложили из-за траура мисс Уаллас, которая похоронила своего супруга в медовый месяц и поэтому сохранит свою девичью фамилию. Как говорят, таков обычай в подобных случаях!

– Весьма возможно, – рассеянно ответил я и, взяв шляпу, пошел пройтись перед сном.

Я поднялся на тот холм, затем пошел до того самого места, где я когда-то встретил обеих девушек верхом, и вдруг, к моему удивлению, увидел сидевшего там под деревом Бельстрода. Он был один и, по-видимому, погружен в размышления. Я хотел было удалиться, не потревожив его, но, случайно подняв голову, он увидел меня.

С первого же взгляда на него я понял, что ему уже было все известно. Он едва заметно покраснел, закусил губу, но встал и пошел ко мне навстречу с принужденной улыбкой. Он слегка хромал, но лишь настолько, что это придавало какую-то своеобразную грацию его походке и делало его еще более интересным. Когда мы подошли друг к другу, он чистосердечно протянул мне руку, которую я дружески пожал. Потерять Аннеке было не пустое дело, и я, право, не знаю, мог ли бы я быть столь великодушным на его месте.

Но, конечно, Бельстрод был прежде всего светский человек и умел владеть своими скрытыми чувствами.

– Когда-то я просил вас, Корни, всегда и во что бы то ни стало оставаться друзьями! Я никогда не беру своих слов обратно! Вам посчастливилось, а мне нет. Герман Мордаунт сказал мне об этом перед отъездом из Олбани, и сожаления, высказанные им мне, не особенно лестны для вас; но тем не менее он соглашается, что вы – золотой человек; и что если ему не суждено было иметь зятем Александра, то хоть Диогена! Итак, вам следовало бы зажечь фонарь и идти искать честного человека, но позвольте мне представиться вам в качестве такого и избавить вас от труда зажигать фонарь и искать! Присядем вот здесь на скамейку и побеседуем по-дружески!

Правда, во всей этой шутке майора было что-то натянутое, тем не менее он честно и благородно отнесся к моему успеху. Я с готовностью сел возле него, и он продолжал:

– Ведь это тогда река помогла вашему счастью, Корни, а меня утопила!

Я улыбнулся, но ничего не сказал.

– Любовь имеет свои превратности, как и война, и я очутился в том же положении, как и Аберкромби: мы оба рассчитывали выйти победителями, и оба были разбиты, только с той разницей, что мое положение намного лучше, чем его; ведь у него никогда больше не будет другой армии, а у меня еще может быть другая невеста. Ну, скажите, Корни, будьте откровенны, чему вы, собственно, приписываете свой успех?

– Мне кажется, мистер Бельстрод, что весьма естественно, что девушка предпочитает остаться у себя на своей родине, а не ехать в чужую, далекую страну! – сказал я.

– Черт возьми, Корни! Это значит соединить скромность с патриотизмом! Нет, нет, меня погубил Скреб, этот глупый фарс! Я это понял тогда же, я никак не ожидал встретить столь щепетильных особ в лице юных американок; я приехал сюда в полной уверенности, что все американки, как бы красивы и привлекательны они ни были, непременно вульгарны и что же? Я встречаю особ, столь аристократичных, как будто у вас здесь целый полк герцогинь! Это положительно непостижимо! Конечно, им, быть может, не хватает, так сказать, последнего художественного прикосновения, но вульгарными или тривиальными они никогда не бывают.