Ивлин Во - Тактические учения [ЛП]

Дядя и тетя принужденно рассмеялись. Джон отпускал свои шуточки с видом такой усталости, так опустив веки, что в этом семейном кругу все иногда цепенели. Элизабет воспринимала его мрачно и молча.

Джон был явно нездоров. Его нога постоянно болела, и он больше не стоял в очередях. Он плохо спал, как, впрочем, и Элизабет, впервые в ее жизни. Они жили теперь в одной комнате, поскольку зимние дожди обрушили потолки во многих частях разбитого дома и верхние комнаты считались опасными. Они поставили отдельные кровати в бывшей библиотеке ее отца на первом этаже.

В первые дни по возвращении Джон был любвеобилен. Теперь же он не приближался к ней. Они лежали ночь за ночью, в шесть футах порознь в темноте. Однажды, когда Джон не мог заснуть два часа, он включил лампу, что стояла на столе между ними. Элизабет лежала, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок.

— Извини. Я разбудил тебя?

— Я не спала.

— Я хотел почитать немного. Не помешаю?

— Нисколько.

Она отвернулась. Джон читал с час. Он не знал, спала она или нет, когда он выключил свет.

Часто после этого он хотел включить свет, но боялся, что она не спит и смотрит. Вместо этого он лежал и ненавидел ее так же, как другие лежат в сладостном любовном упоении.

Ему не приходило в голову оставить ее; скорее, приходило время от времени, но он безнадежно отгонял эту мысль. Ее жизнь была тесно связана с его жизнью, ее семья была его семьей, их финансы переплелись, а надежды совпадали. Бросить ее означало начать заново, одиноким и нагим в чужом мире, а у хромого и истощенного тридцативосьмилетнего Джона Вернея не хватало духа уехать.

Он не любил никого другого. Ему некуда было идти, нечего делать. Кроме того, он подозревал наконец, что ее не заденет его уход. И прежде всего, его единственным настойчивым желанием было причинить ей зло. «Хочу, чтобы она умерла, — говорил он себе, лежа с открытыми глазами ночью. — Хочу, чтобы она умерла».

Иногда они выходили вместе. Когда зима прошла, Джон стал обедать раз или два в неделю в своем клубе. Он полагал, что в это время она оставалась дома, но однажды утром выяснилось, что вчера она также обедала в ресторане. Он не спросил, с кем, но его тетка спросила, и Элизабет ответила:

— С одним сотрудником.

— С евреем? — спросил Джон.

— В общем, да.

— Я надеюсь, вам понравилось.

— Вполне. Обед, конечно, гадкий, но он был очень мил.

Однажды ночью, возвратившись из клуба после убогого обеда и двух поездок в переполненной подземке, он увидел, что Элизабет крепко спит. Она не пошевелилась, когда он вошел. Необычно для себя, она храпела. Он постоял минуту, зачарованный ее новой и непривлекательной чертой; ее голова запрокинулась, губы раскрылись и слегка подрагивали в уголках. Затем он потряс ее. Она пробормотала что-то, перевернулась и заснула тяжело и беззвучно.

Полчаса спустя, когда он старался заснуть, она начала храпеть снова. Он включил свет, посмотрел на нее поближе и заметил с удивлением, которое внезапно сменилось радостной надеждой, полупустой пузырек с незнакомыми таблетками на прикроватном столике.

Он осмотрел его. «24 Comprimes narcotiques, hypnotiques» [1] Снотворное наркотическое, 24 таблетки (фр.). — Прим. книгодела . , - прочитал он, и далее большими красными буквами: «NE PAS DEPASSER DEUX» [2] Более двух не принимать (фр.). — Прим. книгодела . . Он сосчитал оставшиеся. Одиннадцать.

Тонкими крыльями бабочки надежда затрепетала в его сердце, стала уверенностью. Он почувствовал как внутри возгорелся огонь и сладостно разливался, пока не заполнил все члены. Он лежал, слушая храп, прямо как взволнованный ребенок накануне Рождества. «Я проснусь завтра и увижу ее мертвой», — сказал он себе, как когда-то он щупал пустой чулок у своей кровати и говорил себе: «Завтра я проснусь, и он будет полный». Как ребенок, он стремился заснуть, чтобы приблизить утро и, как ребенок, не засыпал от дикого волнения. Тогда он сам проглотил две таблетки и почти сразу погрузился в небытие.

Элизабет всегда вставала первой, чтобы приготовить завтрак для семьи. Она сидела за туалетным столиком, когда Джон проснулся внезапно, без вялости, со стереоскопически ясной памятью о событиях прошлой ночи.

— Ты храпел, — сказала она.

Разочарование было настолько сильным, что сначала он онемел. Затем он сказал:

— Ты тоже храпела прошлой ночью.

— Это, наверное, из-за моего снотворного. Должна сказать, от него хорошо спится.

— От одной таблетки?