На следующее утро я чуть свет отправился в «Хронику», так называлась моя газета, чтобы получить адреса владельцев мастерских.
Но идти к клиентам было еще слишком рано: секретарь предупредил, что до половины десятого не следует беспокоить людей. Поэтому я прочитал статью юриста, показавшуюся мне весьма скучной, и отрывок из романа, действие которого происходило в высшем обществе. В половине десятого я начал свой обход.
Когда я стоял перед дверью моего первого клиента, сердце у меня громко колотилось, я ждал, пока оно успокоится, прежде чем нажать кнопку звонка, но оно билось все сильней. Наконец я позвонил, и мне открыла молодая девушка.
— Могу я видеть хозяина малярной мастерской?
— Пожалуйста, входите, — и, — папа, тебя спрашивают.
Я вошел в большую комнату; за столом сидела симпатичная пожилая дама и резала капусту. Хозяин беседовал с каким-то господином, стоя у окна.
— Что вам угодно? — спросил он меня.
Я с достоинством поклонился сначала хозяину, затем его супруге и, наконец, гостю.
— Добрый день, господа. Я из редакции «Хроника», пришел узнать, не пожелает ли господин Биерла выписать газету, может быть, сначала на один месяц, для пробы.
Я приготовил целую речь, вроде того, что мы-де всегда боремся именно за интересы ремесленников, что в эти тяжелые времена ремесленники должны сплотиться, затем упомянул о юристе, о его ценных статьях и, наконец, бросив быстрый взгляд на хозяйку дома, заговорил о наших, всеми признанных увлекательных романах.
Но настала минута, когда мое красноречие истощилось, и я не знал, о чем говорить дальше. Наступило, общее молчание. Такое глубокое молчание, что я было начал свою речь сначала, но тут же сбился, запнулся и опять умолк. Тогда хозяйка дома сказала:
— А не рискнуть ли нам подписаться, отец?
— Сколько же это стоит? — спросил он.
Теперь настала моя очередь; я пустел в ход все свои козыри: тут была и бесплатная доставка, и месячный абонемент. Я выписал квитанцию и протянул ее хозяину, но тот указал мне на жену и снова заговорил с гостем. Я получил свои деньги — полторы марки за пятиминутную речь! На улице я первым делом перешел на другую сторону и стал разглядывать дом. Хороший дом, добротный. Я преисполнился к нему искренней симпатией. Дом был красиво покрашен, что, впрочем, не удивительно, ведь хозяин его владел малярной мастерской. В нижнем этаже помещалась табачная лавка Иогансена. На минуту у меня мелькнула мысль зайти и к нему, но я решил действовать строго по порядку и обойти сначала ремесленников. Я еще раз взглянул на дом и пошел дальше.
В следующей мастерской я не застал ни хозяина, ни его жены. Третий был зол на юриста, — по его словам, этот юрист просто болтун и ни за что получает от мастерских большие деньги. Очередной клиент был очень доволен моим приходом: он, оказывается, уже давно хотел подписаться на «Хронику». А то «Новости» совсем превратно осветили случай, когда с него, хозяина, незаконно содрали штраф за то, что его ученик переработал какие-то несколько лишних часов.
Так я ходил от одного к другому. Мне пришлось отшагать по городу не один километр. Солнце еще светило вовсю, но с деревьев уже опадали последние листья.
В половине второго я закончил обход. Теперь я чувствовал себя совсем не таким бодрым, как вначале, и, словно шарманщик, устало повторял заученные фразы. В довершение всего я попадал к клиентам как раз во время обеда. За четыре часа, обойдя двадцать человек, я завербовал шесть подписчиков.
— Неплохое начало, — заметил секретарь, которому я вручил адреса новых читателей с тем, чтобы они с завтрашнего же дня получали газету.
Потом я купил кое-что на обед и принялся варить и жарить — на сей раз и для себя. Когда Вилли пришел, все было готово. Он порадовался вместе со мной.
— Так ты сможешь заработать до шестидесяти марок в неделю! Здорово! Просто здорово!
Мы долго строили грандиозные планы, а затем вымылись и вместе отправились в кино.
5
Второй день был не таким удачным, как первый, а третий — значительно хуже второго. Я понял, что самый удачный день позади и больше не повторится. Дело было не в том, что я уже побывал у всех маляров и теперь обходил кузнецов и булочников — людей совсем иного склада. Секрет заключался в том, что я потерял вдохновенный дар убеждения и лишь повторял унылым голосом одно и то же. Вербовщиком нужно родиться, и пятидесятого клиента надо уметь уговаривать с тем же пылом, что и первого. Нужно самому верить в то, что говоришь, или по крайней мере заставить людей поверить в это. Когда мне возражали: «Но позвольте, вот уже десять лет, как мы читаем „Новости“, и они лучше „Хроники“, так почему мы должны менять газету?» — я в душе соглашался с этим. Мои возражения мне самому казались жалкими. В сущности, я сам не мог понять, почему люди выбирают «Хронику». В «Новостях» всегда было на четыре, иногда на восемь, а подчас и на двенадцать полос больше, они верстались в четыре колонки и выглядели куда более привлекательно, чем наша сверстанная в три колонки газетенка. В каждом номере «Новостей» помещалась брачная хроника и в три раза больше, чем у нас, рекламных объявлений. Страницы «Новостей» набирались красиво и всегда были словно отутюжены; наша же газета чаще всего приходила из Берлина в матрицах. Все это я научился замечать, так как клиенты находили в газете уйму всяких недостатков. Когда я потом говорил об этом секретарю, он сердился: «Будь мы „Новостями“, нам незачем было бы посылать вас для вербовки».
Читать дальше