Наталия Волкова - Бремя - История Одной Души

После той исповеди часто Несса наведывалась к отцу Михаилу, и беседовали они порой часами. Милый, добрейший, кроткий! Как не уставал он слушать и вникать в любое движение души!

Волнуясь, поделилась однажды Несса с ним радостью — незаметно, само собой, без всяких мазей и примочек, стали затягиваться плохо заживающие шрамы — от темно-красных полос на щеке и на лбу остались лишь тонкие розовые линии, и батюшка говорил: «От Бога исцеление дается. Господь наш, когда жил среди людей, возвращал и слепым зрение и калек ставил на ноги, хотя и просил их не рассказывать никому до времени. Почему, как ты думаешь? Почему и не рассказать и не похвалиться? А-а-а-а, вот в этом-то и мудрость... Потому что исцеление не наступает в одно мгновение, тело поправить — лишь полдела, это только символ своеобразный, а для излечения души долготерпение нужно. А потом, глядишь, и говорить много охота пройдет». Эмма тянулась к матушке Агафии и Ванессе. Перед матушкой благоговела, в Ванессе же искала подругу, сестру. Их многое объединяло: обе не имели мужей, обе пришли к вере через осознание греха, обе не захотели придать его забвению. Для обеих внешняя жизнь была лишь дополнением к напряженному внутреннему стремлению к Богу и прощению. К тому же Эмма с годами все острее чувствовала свое одиночество. Жила она одна в небольшом поселке, примостившемся ненавязчиво к подножью стройной горы, в маленьком домике с низкими окошками, состоящем из двух комнат и кухни, с благоухающим по весне хризантемами двориком, кошкой и собакой. Работала на небольшой частной ферме, выращивавшей терпеливо и добросовестно натуральные, ненахимиченные зелень и овощи, и хотя со всеми, кого знала, состояла в хороших отношениях, близко ни с кем не сходилась. В те несколько недель общения с Ванессой она поняла, как не хватало ей искренней женской дружбы и как прекрасно таковая может лечить сердце. Она знала, что Ванесса собирается вернуться в Россию, и заранее переживая разлуку, не хотела упустить ни одной возможности встретиться.

В пятницу — уже неожиданно жаркий май прискакал на длинных лучах, зажигая желтым, синим и красным светильники первых горных цветов, — когда у Эммы выдался выходной, они отправились на весь день в маленькое путешествие.

Надо видеть, как полноводный Гудзон голубым ожерельем любовно оттеняет свежую зелень бархатных холмов, обласканных солнцем и таящих в глубине девственную прохладу, прозрачные роднички, бьющие из земли звонко, словно колокольчики, огромные каменные глыбы в человеческий рост, непонятно, как там очутившиеся, будто вечным Сизифом поднятые на неимоверную высоту — где-то и он сам присел передохнуть неподалеку, возле какой-нибудь широкой сосны, замерев лет на тысячу в предчувствии новой эры бесполезного труда, а все из-за дерзости, из-за пресловутой гордости, царствовал бы себе над Коринфом и почил бы в срок... а под вечер, чуть стемнеет, зажгутся костры и начнут свои диковинные танцы тусклоокие гномики, охраняющие подземные богатства, встретившиеся однажды четыре века тому назад с глазу на глаз самому Генри Гудзону в один из его походов и обратившие в подобных себе бородатых карликов большую часть его команды посредством магического напитка (назидание путешественникам — как бы ни мучала жажда — не брать ничего из рук незнакомцев); и еще, и еще — белые гигантские зайцы, говорящие ели, быстрые, как осы, летающие змеи и многое, многое из реальности и легенд, что смешалось в единый, живой шедевр.

— Смотри, — восторженно восклицала Эмма, показывая то на дерево, то на птицу, то на приоткрытый рояль темно-синего неба с белыми клавишами облаков — вот-вот зазвучит оттуда неслыханная, утоляющая любую боль музыка; то на раннюю, матовую, совершенно круглую луну, выплывшую, как нежный младенец из купели. — Смотри, запоминай. Завтра все будет иначе. Да и что мы знаем про завтра?

На обратном пути попался небольшой индейский ресторанчик. Ванесса сразу узнала его — это было то место, где несколько лет назад они с Артуром случайно встретили Андрея и Майкла. Она подумала повернуть назад, но Эмма уверенно шла впереди, убеждая, что здесь их ждет самая вкусная еда на свете — креветки в винном соусе и душистый тыквенный пирог. Не стоило ее огорчать. Столик, который им вежливо предложил официант, оказался тем же самым — у окна, здесь Несса и оба ее мужа сидели в странной, противоестественной близости и непереносимом напряжении. Сквозь тщательно вымытое стекло блестело то же зеркальное, неподвижно ленивое озеро. За ним тянулся и горел в закатном пламени лес, и в нем готовилась к теплой, вольной ночи семья оленей, за которой с тайной тоской они втроем тогда наблюдали, пока подвыпивший Майкл артистично и громко рассказывал о своих пристрастиях в блюдах, в литературе и в женщинах.