Дѣвушка — у самыхъ ногъ. Въ жару. Мелкая густая сыпь. Хочетъ встать — нѣтъ силъ. Только прыгаетъ на мѣстѣ, какъ курица безъ головы. И кажется — голова отдѣлилась — шаръ — придетъ псаломщикъ Лыковъ, и пальцемъ, — палецъ съ версту — его загонитъ въ лузу.
— Пить!
Не пробраться къ крану. Кто-то сердобольный, чайникъ пригнулъ, и въ ротъ — теплую, рыжую отъ ржави воду. Мерзко во рту. Уйти бы на морозъ! Ноги не могутъ, только голова — наверхъ. И тихо, какъ изъ носика жестянаго, протухшая вода течетъ назадъ на кожаную куртку, на полъ, на лакированные штиблеты Поль-Луи.
Возлѣ вши на стѣнкѣ — генералъ съ танкомъ, польскій панъ (усы и штыкъ), голодъ — голый, коробка — черепъ, двѣ дыры. Всѣ приползли, ерзаютъ, щиплютъ.
Подпрыгивая по кочкамъ животовъ, цѣпляясь за сухіе сучья выпростанныхъ рукъ, какой-то мальченокъ добрелъ до Поль-Луи, — издали отмѣтилъ — штиблеты, воротникъ — подастъ.
— Товарищъ, явите Божескую!..
Поль-Луи не понимаетъ. Мальчикъ пальцемъ — карманъ Луи, свой распахнувшійся, слюнявый ротъ.
Понялъ. Вспомнилъ. Въ карманѣ должны быть рижскіе сухарики — пакетъ. Досталъ. Кругомъ заволновались. Но мальчикъ не уступитъ. Глотаетъ цѣликомъ. Сухіе — застреваютъ. Нѣтъ времени жевать — отнимутъ. Отъ напряженія вылупилъ глаза. Всю пачку. Опустился, икнулъ, разокъ подпрыгнулъ, закрылъ глаза. Деревянный.
И снова сонный полъ взрываетъ:
— Посадка!
Бабка — желѣзнодорожнику:
— Ну посади! Христомъ тебя молю!..
— Нельзя. Запрещено. Декретъ.
И тихо:
— Оно, конечно, можно съ запасныхъ, да только… Идемъ въ сторожку, вотъ что… Повожусь недолго. Поспѣешь.
Быстро, находу, заледенѣвшей большущей рукавицей — за пазуху. Она — визжитъ.
Въ углу подъ граммофономъ — трубу мазурики стянули, теперь Шаляпину не пѣть — рабочій нараспѣвъ читаетъ газету — «Гудокъ»:
— «И прочіе, но мы не поддадимся…»
Отъ себя:
— Вотъ это правильно загнулъ. Не под-да-димся! На-ка, выкусь!
Закачался. Залаялъ. Кровавый сгустокъ выплюнулъ, и грустно на полъ сѣлъ.
Посадка!
Снова прибой. Поль-Луи далеко. Снѣгъ. Шпалы. Пусто. Вдругъ окрикъ:
— Это съ принудительныхъ отбился. На очистку выгнали.
— Вы, гражданинъ… того…
Поль-Луи не понимаетъ — отчего кричать? Поль-Луи не знаетъ, зачѣмъ ему въ руку суютъ большую неуклюжую лопату? Глядитъ — стопудовый снѣгъ, бѣлый камень, смерть.
Объяснили — сгребать. Конечно, могъ бы отказаться. Та дама понимаетъ по французски. Сказать: пріѣхалъ, рыжій чемоданъ, газета, конференція и резюме на триста строкъ. Конечно, могъ бы. Но какъ будто заразился. Забылъ сафьяновую книжку. Знаетъ — надо. Даютъ лопату и бери. Молчи. Храбро взрываетъ толщь бѣлаго чудовищнаго мяса. Тяжело. Рука гудитъ. Пальцы въ лайкѣ отдѣляются и пропадаютъ, какъ будто ихъ и не было совсѣмъ. Снѣгъ — врагъ. Вошь. Сыпь. Мальчишка. Польскій панъ. Все тверже — не прорвать.
Рядомъ дама. Три платка — слоеная. Варежки и валенки. Ковыряетъ. Обвалы глазъ, надъ ними птичій летъ и плескъ бровей. Поль-Луи летитъ въ пустоты. Не голосъ — выдохъ, сонъ:
— Вы изъ Парижа?.. Въ декабрѣ у Сены — синь, туманъ, легко…
Налегла на лопату. Поль-Луи опять въ глаза — не выдержалъ:
— Въ Парижъ!.. Хотите?.. Я могу устроить…
— Вы думали, что это жалоба? Мнѣ хорошо. Я научилась. Многому и тяжести. Вотъ снѣгъ. Лопата. Разжечь печурку. «Обезьянку» на плечи — паекъ. Фунгъ гороха, и дрожитъ внутри, поетъ «спасибо». Приходитъ Артамоновъ голодный, смерзшій, одурѣлъ оть десяти комиссій. Я — руку. Вотъ эту.
Стаскиваетъ варежку. Видно — прежде маникюрша, ногти въ три вершка, обтачивали, обливали лакомъ, пудрой обсыпали, терли замшей — теперь — шкура слоновья, раскрылась — уголь, пила, жиръ кастрюли — только что трава изъ щелей не растетъ, волдыри, отмороженный вспухшій мизинецъ.
— Да, вотъ эту. Нѣтъ большей радости — тогда, вдвоемъ, наперекоръ… Не поняли? Простите…
Нѣтъ, Поль-Луи ужъ что то понимаетъ. И понимаетъ ясно, что лучше бы совсѣмъ не понимать. Какъ будто въ вѣсѣ удвоился. Неслыханно отяжелѣлъ.
Костеръ — погрѣться. Ноги отъ тепла вернулись, затомились.
На мигъ — кафэ «Версаль». Жаровни. Терраса. Жермэнъ вздуваетъ угли губъ. «Поцѣлуй! еще»! Дѣвушка съ гвоздиками: «Два су! возьмите»!
Снѣгъ. Упасть въ костеръ! Схватить гвоздику! Въ даму кинуть, чтобы было — угли и легко.
Усмѣхается красноармеецъ — квадратъ скуластый. Скулы медленно ползутъ. Придутъ. Проглотятъ, какъ сухарь, и резолюціи, и чолку и его.
Ну, что-же, снова за работу! Ужъ знаетъ слово — «товарищъ». Но пальцы не сгибаются, ноги прочь. Въ сугробъ.
Читать дальше