Илья Эренбург - Шесть повестей о легких концах [старая орфография]

— Такъ вотъ она какая!..

Выяснилось. Освободили. Теперь Поль-Луи въ Наркомземѣ. Какъ попалъ — неясно. Второй несчастный случай — хуже посадки — въ бумагахъ оказалось мало важныхъ словъ. Поль-Луи думалъ — газета, соціалистическій билетъ, и наконецъ, онъ самъ — смѣется, негодуетъ, пишетъ, скинувъ воротничекъ до пота хрипитъ, какъ Мунэ Сюлли въ «Эдипѣ», словомъ, — трибунъ. Оказывается — мало. Легковѣсенъ, никакого піетета, даже наоборотъ: откуда такой взялся? Смущеніе. Выяснить, провѣрить, запросить. Какой-то желчный управдѣлъ, въ дамскихъ ботикахъ, до крайняго дошелъ: удостовѣрить подпись.

Такъ выясняютъ. Ужъ шестое мѣсто. Вначалѣ были внятныя: Коминтернъ, Наркоминодѣлъ. Потомъ пошло по волѣ сокровенной: Цикъ, Управленіе Домами Цика, Жилищно-Земельный, Наркомземъ. Велъ не человѣкъ, а крохотная бумажонка — «исходящая». Полнилась отмѣтками, печатями, тщательными строчками регистраторшъ, красными громовыми росчерками «завовъ» — «переслать», «отобрать», «отказать», Наполнялась силой ибо росла числомъ. Въ Коминтернѣ была 67-ой, вышла изъ Жилищнаго 713-ой и въ Наркомземѣ принята подъ знакомъ 3911. Выйдетъ пятизначной. Знаетъ куда итти. Поль-Луи за ней плетется. Его не замѣчаютъ даже — такъ толчется кто-то. А бумага? Бумага важная. Необходимо выяснить откуда, куда, дать заключеніе и на подпись.

Ходитъ. Откровенно говоря, забылъ объ интервью. Хорошо бы — комнату и съѣсть чего нибудь. Нельзя — все зависитъ отъ исходящей. Нуженъ ордеръ. Объ этомъ толковали и въ Управленіи Домами и въ Жилищномъ. У Наркомзема вѣдь земля, не комнаты. А впрочемъ, все можетъ быть!.. Изъ кармана вытряхнувъ крохи сухарика въ передней слизнулъ. Чтобъ пообѣдать — надо прикрѣпиться. Это объяснили. Ясно. Но прикрѣпиться можетъ только исходящая. Она же, не смущаясь, несется натощакъ и хочетъ стать стозначной.

Толкотня. Барышни. Ходоки. Разверстка. Косы. Голодъ. Бородачъ трясется:

— До васъ! Мы все свезли. А тутъ пришли и отобрали. Который, говорятъ, не середнякъ…

И паренекъ, худой — глаза и кость — изъ калужскихъ, только на войнѣ обтесанъ — отчаянно руками плещетъ:

— Какъ въ такого всадишь красный энтузіазмъ?..

Машинки же стучать:

«Разверстка. Голодъ. 308. Назначить. Отобрать».

Отстучали. Откричали. Бородача тихонько вытолкали. Парень, куснувъ колючій хлѣбъ, пошелъ на Ярославскій — подталкивать вагоны. Тихо стало. Поль-Луи въ углу ждетъ исходящую.

Выбѣжала дѣвица, — зеркало изъ куртки, — пудритъ носъ. Поль-Луи обрадовался — къ ней. Знаетъ:

— Да, да, была бумага. Занятія кончены. Зайдите завтра.

Но гдѣ же спать? Дѣвица добрая, согласна, ищетъ. Конецъ! Она, то-есть исходящая, исчезла. Ушла одна, оставивъ Поль-Луи въ углу подъ діаграммой посѣвной площади. Всѣ папки, всѣ ящики обысканы. Улизнула.

Поль-Луи ничего не говоритъ. Зачѣмъ слова? Нѣтъ бумаги — нѣтъ его. Понялъ — какой онъ, въ брюкахъ и съ цѣпочкой, легкій, маленькій, ничтожный. На землѣ его держала она: 67, 713, 3911. Теперь же онъ — песчинка. Не говоритъ, но передъ изумленной дѣвицей ручкой машетъ — можетъ полетѣть.

Дѣвица выбѣжала — и пришло спасенье. Вѣскій, важный, коммунистъ товарищъ Шуринъ: единственный мужчина. Женскій субботникъ — шить рубахи для Красной Арміи. Надо показать примѣръ, вдохнуть живое, заразить. Шуринъ остался, хоть шить не умѣетъ. Если пуговица съ дырками, то можетъ, а нѣтъ — бѣда: на булавочкѣ висятъ штаны. Чтожъ дѣлать? У мужчинъ субботники наладились — вагоны толкаютъ. А барышни совѣтскія исключительно по части распредѣленія билетовъ. Съ утра волненіе — Буховой на балетъ, а Данкиной въ какой-то районный смотрѣть «Коммуну». Тоже! Удовольствіе. Такъ и теперь. Для виду шьютъ, а сами на часы. Только Шуринъ героически съ подъемомъ, прокалывая пальцы, прикусивъ старательно языкъ, иглу втыкаетъ, вытаскиваетъ, водитъ.

Узнавъ объ исходящей, вышелъ къ Поль-Луи. Разговорился, даже иглу забылъ.

Парижъ? Онъ жилъ шесть лѣтъ въ Парижѣ. На рю-Гласьеръ. Къ сожалѣнію, сильны синдикалисты. Надо принять двадцать одинъ пунктъ — тогда пойдетъ на ладъ.

— Вотъ наша партія…

Оживился — влюбленный имя милой выговорилъ. Замеръ. Потомъ — какая она. Сила. Дисциплина. Все государство — на ней. Надо на фронтъ, и всѣ изъ библіотекъ, изъ архивовъ, завсегдатаи кофеенъ Каружа и Монсури — съ винтовками. Разъ-два! Сынъ Шурина убитъ на фронтѣ, возлѣ Астрахани. Конечно, былъ партійнымъ. Надо — транспортъ — всѣ въ Наркомпуть, на узловые, въ депо. Собрать разверстку — здѣсь. Съ утра и до утра — три года. Еще была жена — Внудѣлъ. Сыпнякъ. Теперь одинъ.