Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

Поистине чудо, что матушка не услышала крика бедного сердца, трепетавшего в страхе за свое единственное сокровище. Но на кухне как раз делали лапшу и в перестуке ножей не разобрать было ни слова, так что, к счастью, шум этот поглощал любой звук, доносящийся извне.

Матушке, не знавшей, как помочь делу, пришлось волей-неволей откровенно сознаться Черному Петршичку, что девчонка начиная с праздников совсем отбилась от рук. Какого труда стоило прежде вытянуть из нее хоть словечко! А теперь она забрасывает всех странными вопросами, любопытствуя о вещах, о коих сама матушка никогда не задумывалась, и с таким упорством добиваемся истины, словно кто-то твердо посулил ей за это спасение души. Мать способна была ответить лишь на один из пяти-десяти вопросов. С патером Йозефом вышла та же история, и он прямо не знал, куда деваться, когда Стасичка начала расспрашивать его то об одном, то о другом. Его ответы удовлетворяли ее любознательность в столь же малой степени, как и ответы матери, чему лучшим свидетельством было то, что она при первой возможности повторяла вопрос, только в иной форме. Словом, она углубленно размышляла над такими вопросами, по поводу которых ни матери, ни духовнику совсем было нечего сказать. По сей причине она пребывала в постоянном возбуждении, расхаживала взад и вперед, проводя таким образом на галерее целые вечера — принудить ее войти в горницу можно было лишь после долгих пререканий и споров. Никогда, с тех пор как она появилась на свет божий, не бранила ее мать столь часто. Стасичка совершенно не желала беречь свое здоровье, от своей теплой шали, с которой почти срослась, решительно отказалась, утверждая, что если мать все же заставит ее накинуть эту шаль, то она, Стасичка, тут же подхватит какое-нибудь воспаление, и даже слушать не хотела об иных платьях, кроме как с короткими рукавами. После того, как ей было предложено шить воротники, она больше не требовала работы, зато по целым дням без устали перебирала в своих сундуках вещи, аккуратно укладывала их, чтобы на другой день все опять перевернуть вверх дном. Находиться в обществе Стасички было теперь не слишком приятно; внутреннее ее беспокойство передавалось человеку в такой степени, что и сам он, не понимая отчего, начинал испытывать тревогу и неудовлетворенность; в особенности же страдала матушка, когда вдобавок ей доводилось неожиданно поймать взгляд дочери. Холодный, пугающий, он, казалось, пронзал ее насквозь. Теперь-то уж матушка была уверена, что ни капельки не преувеличивала, говоря о своей дочери как о странном ребенке: поистине детей, подобных Стасичке, не много встречалось на свете. Матушка стала даже побаиваться ее, в глубине души понимая, что теряет над нею власть и что самое бы время сейчас переложить с себя ответственность за нее на кого-либо другого. Дочь уже не желала иметь с ней никакого дела, отчуждаясь все более и став для матери в конце концов просто загадкой.

Черный Петршичек, по своему обыкновению, обидно смеялся, слушая эти жалобы, не видя в нынешних чудачествах Стасички ничего иного, кроме девичьего нетерпения занять поскорее положение замужней дамы, показываться на людях с красивым мужчиной, возбуждая удивление и зависть других женщин, постигать искусство держаться с достоинством, величественно и тому подобное. К этому и сводилось его понимание сущности любви — никакого другого смысла он сюда вкладывать не хотел, а следовательно, и не верил, будто сердце женщины способно на какие-либо иные чувства, тем паче на возвышенную страсть.

К счастью, ему наконец удалось взять верх над твердолобой регентшей; он вполне заслуженно мог гордиться своей победой, тем более что его тайное сражение с ней оказалось весьма нелегким. Так, он набрел на удачную мысль внушить ей, будто ее Фердинанду, пока он не закончил учения, совершенно ни к чему жениться на светской барышне, уже владеющей немецким языком и осведомленной обо всем на свете. С искусством, достойным всяческого удивления, он втолковывал ювелирше, что в невесте следует в первую очередь искать таких качеств, как скромность, хорошие манеры, душевная чистота; что же касается приданого, то лучше всего, ежели это будет нечто солидное, осязаемое — к примеру, пивоварня, мельница, постоялый двор. Приводя неопровержимые доводы, он доказывал, что благодаря женитьбе на состоятельной девушке сын ее станет в Праге одним из крупных хозяев, а это обстоятельство и матери придаст больше славы и блеску, чем брак сына с дочерью какого-нибудь инспектора или советника; за ней, пожалуй, дадут кое-какие средства, но на них, конечно же, не приобретешь того, что в первом случае. Одним словом, он так задурил регентше голову, так ловко ее окрутил, что, куда бы она ни повернулась, повсюду натыкалась на «Барашка» и в конце концов сама назвала ему Стасичку, убежденная, что это ее собственный выбор.