Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

— Во дворе трава, на траве дрова… Во дворе трава, на траве дрова…

Это была одна из тех скороговорок, коими карлик мучил ее несколько лет тому назад, когда во время матушкиной болезни она приходила к нему в палатку. Сколько раз, бывало, плакала она, будучи не в состоянии повторить их за ним, с трудом произнося трудные фразы непривычным к таким упражнениям языком! А тут язык у нее внезапно развязался, точно по волшебству.

Петршичек с изумлением поглядел на нее, но Стасичка, не давая ему опомниться, продолжала частить:

— Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары украл кораллы…

Все присутствовавшие рассмеялись, хотя и несколько принужденно; они никак не могли взять в толк, что это со Стасичкой приключилось, — такой еще никто ее не видел, даже собственная мать.

Только один Петршичек недолго дивился тому, с чего обуяла Стасичку внезапная веселость; он принялся хохотать, подчеркивая тем самым, что ему отлично известно, чем объяснить подобную в ней перемену. Но Стасичка снова не захотела его слушать, настойчиво домогаясь, чтобы он, убедившись теперь, как замечательно справляется она со старыми скороговорками, научил ее новым. После того как мать побранила ее, заметив, что в столь торжественный день неприлично требовать от Петршичка ни с того ни с сего каких-то глупых скороговорок, Стасичка притихла, но, впрочем, ненадолго. Не прошло и пяти минут, как она неожиданно вскочила, схватила со стола оловянную тарелку, потом подбежала к печке, взяла там полено, принялась стучать им по блюду и петь, подражая движениями, жестами, голосом цимбалистам, коих видела в своем дворе и чье пение слышала неоднократно. Она и Петршичка заставила вылезти из-за стола, взять тарелку, полено и вместе с ней представлять бродячих музыкантов, распевая обычные их куплеты:

Во время исполнения дуэтом этой замечательно остроумной песенки из груди Петршичка исторгались столь странные звуки, что патер Йозеф и матушка хохотали до полного изнеможения, сокрушаясь при этом, что великий праздник заканчивается у них отнюдь не благолепно. Посреди шума и смеха никто не заметил, что Франтишек не вернулся в комнату.

— Эко разошлась, — прощаясь с матушкой, еще более хрипло, чем всегда, прокаркал Черный Петршичек.

— Просто ума не приложу, что и подумать об этой девчонке; никогда я ее такой, как сегодня, не видела. Точно бы ее кто заменил там, на галерее, и подсунул мне другое дитя вместо родной дочери, — покачала головой матушка.

— Что о ней подумать? Да ведь это ясно как божий день! — прохрипел в ответ Черный Петршичек. — Она слышала наши разговоры о ее предстоящем замужестве, вот и возрадовалась! В другой раз, вместо того чтобы хвалить ее платье, расхваливайте парней; уверяю вас, она не станет кричать, что вы пристаете к ней с глупостями.

— Ну, вы опять за свое, — обиделась матушка на ехидного мужичонку, в словах которого проскальзывало неуважение ко всему женскому полу. — Вы уж не переменитесь, проживи вы на свете хоть сто лет.

Но сколько бы матушка ни ломала себе голову, размышляя перед сном о сегодняшних чудачествах дочери, никакой иной причины и она придумать не могла.

— Вот окаянный Петршичек, — пробормотала она вслух, — он, чего доброго, и самой мне голову заморочит.

— Жаль, что ты ушел и не видел, как там девчонка-то разошлась, — повторил свою фразу утомившийся от пения Черный Петршичек, входя в палатку. Он нашел брата сидящим в полутьме на сундуке со скрипкой в руках. — По крайней мере сегодня матушка имела случай убедиться, что ее доченька решительно ничем от других девиц не отличается. Какая же из них не обезумеет от радости, заслышав хотя бы краем уха, что ее в скором времени выдадут замуж? — хрипел он, оживляя огонь в каганце.

Франтишек ничего на это не сказал, отвернув лицо, точно бы ему мешал свет.

— Не так-то просто оказалось уладить это дело с ювелиршей, — потер себе лоб Петршичек, — кто бы мог подумать, что она на самом деле присматривает для сына светскую барышню. Раз уж решила дать своему Фердинанду образование, то и хочет теперь взять невестку не только с богатым приданым, но и благородную, ученую, которая бы по-немецки знала и умела бы все, что положено уметь барышне. Со Стасичкой он, разумеется, высокого положения не достигнет.

Франтишку теперь не мешал яркий свет; он в изумлении широко раскрыл глаза, воззрясь через пламень на брата. Черный Петршичек не мог не заметить, как он поражен.