Тогда к Иосифу обратился Хорхеб.
– И я видел сон, муж от Ханаана, – сказал он. – Надеюсь, и ко мне боги будут милостивы.
– Что же видел ты? – спросил Иосиф.
– Снилось мне, что держу я на голове своей три кошницы хлебов и яств; в верхней кошнице – яства всех родов, потребляемые фараоном, и те яства подают птицы небесные… Скажи же, муж от Ханаана, что означает мой сон?
Иосиф долго не отвечал. Тяжело ему было сказать истину человеку, осужденному на жестокую казнь. Хорхеб тревожно ждал, пытливо глядя в лицо Иосифу.
– Что же молчишь ты, муж Ханаана? – дрожащим голосом спросил он.
– Я молчу потому, что то, о чем я должен поведать тебе, лучше бы было неизвестно тебе, – тихо отвечал Иосиф.
– Почему же? Разве мой сон не такой же, как сон Циамуна? И разве я не так же верно служил своему господину, как и он?
– Не знаю: я не судья вам.
– Но ты своими словами возвеселил сердце Циамуна.
– Твое же сердце мне не суждено возвеселить, – уклончиво сказал Иосиф.
– Говори же: мое сердце готово выслушать все, – настаивал Хорхеб, злобно сверкая глазами.
– Знай же, бывший семер-уат фараона, – отвечал наконец Иосиф, – три кошницы на голове твоей – это три дня; через три дня голова твоя будет отрублена, а тело твое будет повешено на дереве и птицы небесные исклюют его.
Действительно, через три дня резолюция фараона была приведена в исполнение.
В недалеком будущем Иосиф уже видел отца своего, и братьев, и весь род свой в стране фараонов. Видел он и свою старую няню Фамну, которая много рассказывала ему о чудесах земли египетской, которая научила его и языку фараонов, помогшему ему так скоро освоиться с жизнью в стране его рабства.
Но тут же память ему подсказала тот печальный и горестный день его жизни, когда он братьями своими был продан в неволю… Глубокий ров, из которого он в последний раз глядел на небо Ханаана, синевшее темною синевой в отверстие рва… Вот подходит брат Рувим и вытаскивает его из рва… «Не бойся, я не обагрю рук кровью брата своего»… Караван верблюдов… Бесконечная пустыня… Вдали группы пальм… Мутные воды Нила… Невиданный город, которому конца нет… Это столица фараонов… И холмы, холмы, невиданные холмы… То гробницы фараонов…
В мемфисском дворце фараонов необыкновенное оживление. По обеим сторонам широкой аллеи сфинксов, в перспективе которой, закрывая собою горизонт, виднеются гигантские массивы великих и малых пирамид, снуют толпы рабов из всех известных тогдашнему миру народностей, черные как уголь обитатели земли Куш, смуглобронзовые шазу из священной страны Пунт, рабы из Финикии, Ассирии и Вавилона, суетясь около коней и колесниц своих господ, мацаи – полицейские, охраняющие древками длинных копий аллею сфинксов от напирающей на нее толпы египтян, сбежавшихся ко дворцу в ожидании какого-то неизвестного зрелища, – все это показывало, что в самом дворце за массивными колоннадами и высокими пилонами, в «палате крокодилов», где находился трон фараонов, происходило что-то необычайное.
Действительно, в «палате крокодилов» происходило великое совещание фараона Апепи со всеми мудрецами земли египетской по случаю необыкновенного события.
Против главного входа в «палату крокодилов», несколько отступя от задней стены, на возвышении в семь ступеней виднеется золотой, испещренный драгоценными камнями трон фараона с восседающим на нем владыкою Верхнего и Нижнего Египта. Фараон Апепи, преемник фараона Апахнана семнадцатой династии царей египетских, ввиду важности совещания украшен всеми знаками царского величия. Над бронзовым лицом его, словно лицом молчаливого сфинкса, горит в огнях полуденного солнца двойной венец Египта, отбрасывая от вкрапленных в него самоцветных камней целые снопы лучей всех цветов радуги. Задумчивые глаза фараона ни на кого не смотрят. Их, казалось, приковал к себе вид великих пирамид, силуэты которых выступают на горизонте в широком просвете пилонов дворца. По обеим сторонам трона возвышаются массивные изображения Правосудия и Истины, осеняя голову фараона своими крыльями. За троном, на задней стене, изображения крокодилов Верхнего и Нижнего Египта, как бы оберегающих покой владыки страны Нила. Несколько впереди трона, почти у ног фараона, стоят: у одной – сфинкс, эмблема мудрости, у другой – лев, эмблема мужества. Двенадцать эрисов, или военачальников, головы которых украшены страусовыми перьями, стоя по бокам трона, медленно, в такт, машут опахалами над головою своего владыки. Впереди эрисов, тоже по бокам трона, стоят хорошенькие смуглолицые мальчики, дети из жреческой касты, держа в своих маленьких ручках кто золотой скипетр фараона, кто его лук, кто копье, боевой серп и другие знаки царского достоинства. На ступенях, ведущих к трону, как бы у ног отца, восседают три маленьких царевича с «локонами юности» на щеках, а четвертый царевич, старший сын фараона Апепи, сжигает перед царственным отцом благоухания священной земли Пунт.
Читать дальше