Клод-Проспер де Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

— Ах, вы не были бы так легковерны, если бы действительно любили меня, — с живостью ответила она. — Вы должны были, напротив, защищать меня, когда меня чернили в ваших глазах. Как вы могли пасть так низко, чтобы поверить этим злостным выдумкам? Вы же знали мой образ жизни; неужели и он не мог послужить их опровержением? Конечно, когда женщина моего возраста влюбляется в столь молодого человека, ей трудно оградить себя от подозрений, что она уступает не любви, а привычной распущенности. Такого увлечения не простят даже той, которая всю жизнь вела себя безупречно — хотя бы потому, что от нее этого не ждали — и ее подвергнут за это еще более жестоким насмешкам и осуждению. Но вы не должны были так поступать, и чем безрассудней я жертвовала ради вас своими принципами, тем больше любви и благодарности вы должны были питать ко мне. Любой на вашем месте понял бы, что только величайшая нежность могла бы вознаградить меня за опасности, в какие ввергла меня любовь; что, любя вас, я возлагаю на вас ответственность за покой и счастье моей жизни. Но такой образ мыслей вам не свойствен, — добавила она, обратив на меня полные слез глаза; — даже еще не успев удостовериться в моей любви, вы терзали меня своими капризами и не считали нужным извиняться; мало того: вы сердились даже тогда, когда я вам их прощала. В то же время вы считали излишним оказывать мне самой простое внимание: например, без видимой причины исчезали на несколько дней, говорили мне о любви самым холодным тоном, словно желая оттолкнуть меня, и вообще поступали со мной так, будто вовсе не хотели заслужить мою любовь, а хотели от меня избавиться. Если порой вы и казались более взволнованным, я не видела в вашем волнении ничего, что могло бы тронуть сердце; и меньше всего я чувствовала любовь с вашей стороны тогда, когда вы выражали свои желания. Все это не ускользало от меня; ваше поведение причиняло мне жестокую боль, но не ослабляло моей любви к вам. Я приписывала эти странности вашему незнанию света и не хотела признавать вас виновным. Я надеялась, что вы приучитесь любить и совладаете с этой резкостью манер, что вы охотно будете прислушиваться к советам женщины, которая вас любит, и станете таким, каким она хотела бы вас видеть.

— Ах, сударыня! — воскликнул я, глубоко тронутый ее слезами и почти не помня себя, — неужели я так несчастлив, что больше не могу надеяться на ваше участие? Нет, — продолжал я, страстно припав к ее руке, — вы вернете мне вашу любовь, я буду достоин ее.

— Нет, Мелькур, — прервала она меня, — я больше не могу верить, что вы будете таким, каким должны быть. Ваше увлечение не радует и не прельщает меня. Будь я моложе и ветренее, я могла бы принять ваше волнение за любовь. Оно бы меня тронуло, и я простила бы вам все. Но вы сами убедились: когда я верила в вашу искренность, я и тогда устояла; победить меня может только искреннее чувство. Если я не уступила тогда, то теперь об этом не может быть и речи. Возможно, я ошибалась насчет вашего отношения к госпоже де Сенанж, но самая ваша манера говорить о ней доказывает, что вас невозможно ни удержать, ни вернуть.

— Но может ли быть, что вы страшились влияния госпожи де Сенанж? Как вы могли поверить, что я способен ответить ей взаимностью, если бы даже она одарила меня своим вниманием?

— Поймите, — ответила она, — госпожа де Сенанж могла бы вовсе вам не нравиться, вы могли бы любить меня гораздо сильнее, чем любили — и все-таки это не помешало бы вам подпасть под ее влияние. Может быть, страсть к этой женщине длилась бы недолго, но она все-таки непременно бы вас соблазнила, а ей ничего другого и не нужно. Если она была вам безразлична, то зачем вы искали встреч с ней — да еще в тот самый день, когда я высказала вам свое о ней мнение. И что же? Я встречаю вас с ней в Тюильри! Если вы любили меня, что помешало вам поехать со мной в деревню? Вы говорите, эту поездку я задумала тайком от вас? Но ведь я и придумала-то ее ради вас! Мне казалось, что нет другого способа воспрепятствовать намерениям госпожи де Сенанж. Но вы не только не догадались о смысле этой поездки, а еще вообразили, будто я затеяла ее, чтобы повидаться с маркизом! На это я могу ответить одним словом. Если бы я имела какие-то виды на маркиза, я меньше всего хотела бы уведомлять об этом вас. Как видите, я сокращаю перечень ваших проступков и не настаиваю на своих обвинениях; мне вовсе не трудно было бы перечислить их все; но упреки предполагают любовь, а вы и сами уже должны были почувствовать, что я не могу любить вас по-прежнему.