Вадим Субботин: Ума потуги и порывы сердца

Пой, муза юности, и устремляй своё теченье,
Рождая свет, корысть, влеченье.
Тобой, к несчастью, многое воспето,
Что суетливо, глупо и раздето.

Создашь ты образов великие наряды,
Украсишь ложью рабские, кровавые парады.
Клеймишь порок и отторгаешь добродетель.
Поэт будет преступник и свидетель.

Пера невозмутимый страстный почитатель,
Поэм туманных дерзкий обожатель
Возносит всё, что мог представить ясно,
Пусть и наивно, горько и напрасно.

Предел однажды просто исчезает,
Себя простак за то не порицает,
Но вскоре пламя, завлекая, обжигает
Всех, кто душою скуп, мечтою развращает.

Не обуздать поток энергии вселенной
Губительной, целительной, отменной.
В единстве с ним залог божественного мира,
О чём вещает нам прославленная лира.

Вот счастья миг, увеселений стая,
Мечтою существуя и мгновенья ожидая,
Поработите душу праведника дерзко,
Сжигая плоть и оскверняя мерзко.

Погаснет взор, как старая лампада.
Внемля грехам, душа отдаться рада.
Тоска исчезнет, сердце воспарит мгновенно,
Дабы проститься с горем, что царит нетленно.

Как это будет жалко и убого!
Лишь взоры чуждые тебя оценят строго.
Ты, тот, кто пустоты и желчи был исполнен,
Отныне цел, силён, безмолвен.

Нет жажды расточать пустые речи,
Бахвалясь подвигом почившего предтечи.
На мир взираешь, улыбаясь без причины,
Не замечая духа зла и чертовщины.

Свет, что на землю ровно ниспадает,
Душа, что, молча притаившись, вдаль взирает —
Всё было в сердце человека изначально
Твердо, как сталь, и как мечта, хрустально.

Досада, вера и нелепая любовь
Людей тревожили, взимая подло кровь.
Монеты жизни стали оценимы.
Добро со злом в смешенье вновь едины.

Таится в этом прелесть горемычных,
Душою чистых, взглядом неприличных.
Горит навек их развращающее пламя,
Несут на головах своё погибельное знамя

В толпе те существа становятся едины,
Не видя края и не зная середины,
Вгрызается животных алчных окровавленная пасть
В то, что поныне именуется как власть.

Там нет иллюзий, нет сомнений,
Неведома для бесов тяжесть угрызений.
Их взгляды жадно пожирают всё земное.
Пред холодом могилы всё пустое.

Исчезла та, что ярче солнца мне светила,
Старела плоть и увядала творческая сила.
В моих объятьях спешно слёзы проронила,
В свою обитель призвала её могила.

Подобно зверю, что охотником затравлен,
Я с ней расстался, крышкой серою придавлен.
Погребены мечты под тяжкий камень,
Бушует в сердце горя пламень.

Исток желаний грешника немого,
В печали павшего, безумного, иного.
Разбитый горечью тоски надменной,
Он тяготился участью судьбы презренной.

В глазах останутся навечно гибельные слёзы.
Распяты горем истины, убиты грёзы.
В чём мог помыслить жизни смертной дивный час,
Отныне мрак, где светоч нежности погас.

Где мог, искал он тщетно утешенья.
Для боли той мне не найти удачного сравненья.
Истаял ангел, исчезая в тусклом свете.
Лишь смерть была за то в ответе.

Цепляясь за жизнь стальною рукою,
Он власть получил над мятежной судьбою.
Не стало кумиров во мраке ненастья,
Он заперт в мечте из греха и злосчастья.

Та бездна обширна, страшна горьким станом,
Изранена истина подлым обманом.
Покой не приходит, но жизнь скоротечна,
А мука души, к сожалению, вечна.

Её не обманешь словами дурного веселья.
В итоге наступит эпоха похмелья.
Отвратны все лица в толпе вездесущей,
В желаниях смертной, в тоске всемогущей.

Ей незачем знать, кто виновен в пороке.
Карает она на суровом уроке.
Скрижали кровавы, глазами дурными
Разрушит она черепами гнилыми.

В гнетущих оковах там жизнь прозябает,
Кого-то отпустит, кого-то поймает.
В глазах её сохнут погибели слёзы,
Дыхание жизни, прощание розы.

Сокроет мрак моё порочное желанье,
Тоскливой осени прощальное свиданье.
Её унылый взгляд и нежность в каждом слове
Похитят истину, развенчанную в споре.