Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 2 [Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс]

Старое дело было возобновлено. Двое злополучных матросов, оставшихся в Массауа, были немедленно арестованы и подвергнуты искусному допросу. Они запутались в своих показаниях, частично сказали правду, а затем начали упрямо отрицать очевидные вещи, как это водится у негров.

Их приговорили в десяти годам каторжных работ и отправили в Асэб.

Один из узников умер через месяц, а другой стал напарником по цепи Жозефа Эйбу, жена которого пришла ко мне в ту ночь.

Матрос-данакилец узнал меня, так как мы часто встречались в Джибути, и его грустная улыбка оказалась предвестницей драмы, разыгравшейся после побега его товарища по несчастью.

Жозеф Эйбу — тиграи, бывший шпион, карьера которого закончилась каторгой. Он является также учеником миссионеров.

Печально видеть, как самоотверженные усилия миссионеров зачастую приводят лишь к появлению новых гнусных святош — средоточию всех грехов. Виной тому — не служители церкви, а примитивное мышление этих народов, не способных вникнуть в суть христианских обрядов и бездумно копирующих ритуал.

Получив от меня лезвие пилы, Жозеф дождался своего часа. Его напарник, недолго думая, согласился попытать с ним счастья.

Перепилить цепь можно было только в часы работы. Ночью кандалы снимают, и охранники не смыкают глаз.

Шли недели, и последняя из недель выдалась почти веселой, ибо надежда способна смягчить любые муки и вселить любовь к жизни.

Как-то раз волею случая Жозеф и его напарник оказались с краю бригады, которая рыла траншею.

Надзиратель, сидя на склоне, наблюдал за работой. Его разморило от жары, и он задремал.

Жозеф понял, что час пробил. За несколько минут он перепилил лезвием ручку висячего замка и освободился. Но правая нога его напарника все еще была скована цепью. Напрасно тот умолял Эйбу перепилить также его замок, Жозефу уже не было до него никакого дела.

Не обращая внимания на мольбы товарища, он убежал за скалы, скрылся в зарослях мимоз, сделал неожиданный зигзаг и пулей помчался в горы. Покинутый им данакилец тоже ринулся навстречу свободе, волоча за собой цепь, шум которой разбудил надзирателя. Тот не сразу очнулся от своей дремы и поначалу не понял, что произошло. Каторжники работали с непривычным рвением, позабыв даже свои заунывные песни. Тишина и лихорадочная активность узников удивили все еще ничего не подозревавшего охранника. Он машинально пересчитал заключенных. Двое из них отсутствовали.

— Они ушли туда, — сказал один из заключенных, указывая в противоположную сторону. — Наверное, им нужно было справить нужду.

Пронзительный звук свистка охранника тотчас же привел в движение небольшой отряд вооруженных солдат, приставленных к заключенным. Они отправились на поиски беглецов сквозь нагромождение скал и заросли мимозы.

То и дело на пригорках мелькали их красные фески, затем они исчезли из виду и углубились в горы. Следовали минуты напряженного ожидания.

Внезапно далекий выстрел, а вслед за ним еще три разорвали тишину. Ожидание продолжалось.

Наконец отряд возвратился. Издали было видно, что двое солдат несут живой груз. Это был несчастный данакилец, в пояснице которого застряла пуля. Цепь помешала ему далеко убежать, он был замечен, и вся свора погналась за ним по пятам. Несмотря на десятикилограммовую железную ношу, его никак не могли настигнуть, ибо борьба за жизнь удваивает силы. Глубокий овраг преградил путь беглецу. Он бросился вниз очертя голову, скатился по отвесному склону вместе с каменными глыбами и чудом остался жив.

Разрыв между ним и преследователями значительно увеличился, ибо никто не отважился последовать его примеру.

И вот, когда туземец бежал внизу по речному песку, его подстрелили, как дичь, с высоты обрыва. Три раза пули пролетали мимо, четвертая настигла беглеца.

Эйбу удалось спастись. Он предусмотрел, что его напарник, отягощенный цепью, надолго задержит преследователей, и он успеет убежать.

Вот какую службу сослужила моя пила: я отдал ее из жалости, которую внушила мне грустная улыбка узника, а она стоила несчастному жизни и спасла негодяя. Таково начало зловещей истории, которую я расскажу в свое время.

Я поставил в Массауа, на мысе Рас-Мадур, у подножия большого маяка времянку и оставил там жену и дочь Жизель. Таким образом, я смогу навещать их время от времени в течение почти четырехмесячного промысла.

Жизнь ловцов брюхоногих моллюсков проходит в вечном зловонии огромных морских улиток, разлагающихся в трюмах, подобном зловонию скотобоен, с которым не сравнится ни одна смердящая свалка. Но люди привыкают к нему и едят, пьют, спят и грезят под этот запах, как ни в чем не бывало.