Анри Монфрейд - Приключения в Красном море. Книга 2 [Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс]

Я возвращаюсь на борт судна под впечатлением этого душераздирающего зрелища. Должно быть, я напомнил каторжнику о прошлом, и теперь в его душной камере, где люди спят вповалку, повеяло воздухом свободы…

Среди ночи раздаются призывные крики. На берегу застыла в ожидании какая-то скрюченная фигура. Охваченный любопытством, я посылаю за ней пирогу. Это жена узника-данакильца и она хочет со мной говорить.

Я с трудом различаю ее во мраке. Мерцающий свет звезд озаряет на миг тонкий профиль и блестящие глаза дикарки. Ей лет двадцать, не больше.

Ее муж сидит уже год. Она бродит около тюрьмы, как самка вокруг зверя, попавшего в капкан, возвращаясь на то же место каждую ночь.

Она все еще надеется, что мужу удастся убежать. В ожидании этого она носит ему молоко коз, которых пасет в горах.

В тот вечер один из аскеров [11] Аскер — солдат колониальных войск из местного населения. ( Примеч. пер. ) , возможно, ее ухажер, передал ей просьбу мужа поговорить со мной.

— Как зовут твоего мужа? — спрашиваю я.

— Жозеф Эйбу, абиссинец, а его напарник по цепи — данакилец из Таджуры — тебя знает, он видел, как ты бросал сигареты, и пытался подать тебе знак. Жозеф подумал, что ты мог бы…

— Что, помочь им убежать?

Она молча кивает.

— Это чистое безумие, — говорю я, тронутый столь наивным упорством в безнадежном деле.

— Если у тебя есть чем распилить железо, он сможет уйти. Он уже давно у меня просит… но где это раздобыть?

Навязчивое воспоминание о печальной улыбке узника, решительная дикарка, ведомая своим звериным инстинктом, великолепие ночи с морем, уснувшим в подводных скалах, — все это производит на меня такое впечатление, что человеческие условности кажутся жалкими и ничтожными.

Я отдаю женщине лезвие металлической пилы.

Она тихо исчезает в ночи, даже не поблагодарив меня, унося с собой мою судьбу. Мое благородство освободит ядовитую гадину, которая отплатит мне впоследствии укусом исподтишка. Я изложу для ясности то, что случилось несколько раньше.

Человек, который улыбнулся мне в шеренге каторжников, напарник по цепи Жозефа Эйбу, был одним из двух матросов-данакильцев, которых Габре привел против их воли на судно, где он хотел спасти от рабства восемь своих земляков [12] См. «Морские приключения». ( Примеч. авт. ) .

После вышеописанных событий и гибели несчастных жертв они были подобраны итальянским патрульным судном вместе с командой добровольно потопленной фелюги. Благодаря принятым мерам предосторожности, а именно тому, что паруса были спущены до того, как они попали под свет прожектора, судно было замечено лишь тогда, когда оно уже почти совсем затонуло, и его корпус спутали с пирогой. Однако ряд офицеров утверждали совсем иное. Дело показалось подозрительным из-за того, что в нем фигурировал известный работорговец — данакилец из Таджуры.

В Массауа началось следствие. У обвиняемых было достаточно времени, чтобы сговориться, и они дружно заявили, что их судно разбилось о рифы Синтиана.

На место происшествия выехала следственная комиссия, которая и в самом деле обнаружила обломки фелюги, потопленной Габре во время его захвата. Вы помните, что на следующий день после кораблекрушения я унес список экипажа и другие судовые бумаги. Этот документ, свидетельствовавший об исчезновении восьми человек, в случае его обнаружения выдал бы виновных, ибо в тот момент, когда их подобрали, они находились под впечатлением только что совершенного ими страшного преступления и не решились рассказать о содеянном и об исчезнувших пассажирах. Они заявили, что все были спасены. Я же невольно уничтожил улику против них, и это послужило им алиби, ибо ничто не противоречило теперь тому, что судно, обнаруженное на рифах Синтиана, им не принадлежало.

Дело было прекращено ввиду отсутствия состава преступления, и все члены арабского экипажа тотчас же покинули страну, где они не чувствовали себя спокойно из-за того, что их совесть была нечиста.

Что касается двух данакильцев, они остались искать новое судно. Они были лишь свидетелями, а не виновниками разыгравшейся драмы, которая не казалась им чем-то особенным, и наивно полагали, что им нечего бояться.

Но увы! Людское правосудие не вдается в такие детали и часто обрушивается на невиновных.

Через несколько дней после официального прекращения дела власти Массауа были извещены о том, что море выбросило на берег Бейлуля обломки погибшей фелюги вместе с трупами двух людей, у которых были связаны руки.