Йоан Славич - Избранное

— Погоняй!.. — крикнул Пинтя. — Тут дело неладно!..

Гицэ вскочил на ноги и хлестнул лошадей; от хороших мыслей не осталось и следа, точно кто смахнул их рукой; теперь он ни о чем не думал.

Подъехав к карете, они никого не нашли здесь, кроме трупа ребенка, видимо убитого ударом ружейного приклада в затылок. Ребенок лежал в нескольких шагах от коляски, на траве. Одежда его прилипла к телу, глаза наполовину выкатились из орбит, и все лицо было залито кровью.

По другую сторону кареты тоже стояла лужа застывшей крови. Кровью были забрызганы и козлы, но дождь кое-где успел смыть ее. Следы на дороге стерлись, а на траве их и вовсе не было видно; только подальше, в долине, еще можно было различить следы копыт, но на расстоянии каких-нибудь ста шагов исчезали и они.

Все это заметил Пинтя, обойдя со всех сторон место преступления; потом он снова вернулся к Гицэ, который неподвижно стоял на дороге вместе с Лае, между тем как охваченная ужасом Уца продолжала сидеть в повозке.

— Что здесь случилось? — взволнованно спрашивал себя Пинтя. — Можно поклясться, что это слуги убили своего господина, но мне как-то не хочется верить этому. Никак не пойму. Судя по следам, они поехали сначала в долину, потом обвязали тряпками копыта лошадей и вернулись в лес.

Гицэ пожал плечами.

— Уж не станешь ли ты клясться, что Ликэ не приложил к этому руки? — проговорил Пинтя. Вены на его лбу вздулись, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

— Что с тобой, ты голову потерял? — спросил Гицэ, смотря на него, как во сне.

— Нет, — ответил капрал. — Но чудо будет, если не потеряю. Тут дело не так просто, — продолжал он возбужденно. — Не будем терять времени; Уца останется здесь, а мы втроем пойдем в лес искать следы. Искать надо на более ровных местах, потому что умный вор никогда не ходит по склонам, где конь скользит и оставляет следы, или по болотам, где следы остаются около пней, возле которых скопилась гниль, и земля крошится под лошадиными копытами… Ну, пошли!

Несколько мгновений Гицэ стоял в нерешительности.

— Я не пойду, — заявил он. — Утром я уехал из дома, можно сказать, совсем неожиданно, и кто знает, что с тех пор могло случиться в корчме. Поеду узнаю, кто проезжал здесь в этой карете.

— Без меня ты не можешь ехать! — резко возразил Пинтя.

— Вот оно как… — протянул как бы равнодушно корчмарь и, помолчав, прибавил: — Хотел бы я знать, кто может запретить мне, человеку, выпущенному на поруки, поехать к жене и детям?

— Я запрещаю. У меня есть приказ обыскать твой дом, и ты можешь войти в него только при мне. Ты должен понять почему.

Гицэ резко повернулся на каблуках, вскочил в повозку и схватил в одну руку вожжи и в другую — кнут.

— Посторонись! — сказал он спокойно, увидев, что Пинтя пытается схватить за узду одного из коней.

Пинтя не двигался.

— Пинтя! — воскликнул Гицэ. — Не вводи меня в грех! Что ты от меня хочешь! Я вижу мертвого ребенка неподалеку от своего дома. Ты думаешь, я могу теперь оставить своих детей одних в этой глуши хотя бы на час? Если хочешь, поезжай со мной, а не хочешь — оставь меня в покое, у меня нет времени дожидаться. Посторонись! — крикнул он решительно, видя, что Пинтя упирается. — Посторонись, — крикнул он опять, поднимая бич, — не то я хлестну лошадей и перееду через тебя! Такой болван, как ты, не может стать мне поперек дороги.

— Как ты сказал? Болван?.. — повторил ошеломленный Пинтя, выпуская из рук уздечку. — Ну, коли так, поезжай.

Гицэ ударил по лошадям и умчался, оставив Пинтю и Лае посреди дороги.

Уже смеркалось, когда Ана заметила тележку Гицэ на дороге, ведущей из Инеу. Тележка спускалась с вершины холма в долину и неслась так, что казалось, вот-вот разлетится на куски.

У Аны захватило дух и заколотилось сердце. Вдруг она вздрогнула, и кровь бросилась ей в лицо: рядом с Гицэ сидела женщина. Без сомнения, это была та служанка, которой добивался Ликэ. Молодая трактирщица сразу забыла все то беспокойство и нетерпение, с которым ожидала мужа. Сейчас ею владело одно страстное желание: подбежать к женщине и вцепиться ногтями ей в лицо. У нее закружилась голова, ее стала бить дрожь, и она не могла двинуться с места. Гицэ соскочил с тележки и подошел к ней.

— Что с тобой? — спросил он, вглядываясь в ее белое, как полотно, лицо.

— Чему со мной быть? Ничего, — ответила она, сдерживая гнев.

Тогда он взял ее за руку и повел в дом.

— Что случилось? — спросил он. — Кто сегодня здесь проезжал?