Позитивисты обсуждали и цитировали положения механики, оправдывая свою идею власти, неотличимой от той, которую исповедовали восточные ханы и эмиры. Математика позитивизма всегда была чистой спекуляцией, в те времена пугавшей всех. Некоторые даже были убеждены, что математика создана для позитивизма, как Библия создана только для католической церкви и ни в коем случае — не для англиканской. В целом позитивизм пользовался громадным престижем.
Поезд остановился еще на одной станции и наконец прибыл на площадь Республики. Адмирал, которого прижали к дверям, вышел и направился к Морскому арсеналу, а Алберназ с Бустаманте — к Генеральному штабу. Внутри здания звенели шпаги, пели трубы; большой внутренний двор был полон солдат, знамен, пушек, винтовок в козлах, штыков, блестевших под косыми лучами солнца…
На втором этаже, возле кабинета министра, толпились люди в мундирах разных родов войск и отрядов милиции — разноцветных, с золотой отделкой; штатские в темных костюмах на этом фоне смотрелись неприятно, как мухи. Здесь соседствовали офицеры национальной гвардии, полиции, флота, сухопутных войск, пожарных и патриотических батальонов, которые только начали формироваться. Алберназ с Бустаманте представились генерал-адъютанту и военному министру одновременно, после чего остались ожидать в коридоре, болтая о том о сем с немалым удовольствием, ибо встретили лейтенанта Фонтеса, чьи речи оба любили послушать — генерал, поскольку лейтенант был женихом его дочери Лалы, а Бустаманте из-за того, что узнавал от Фонтеса о новых видах оружия.
Фонтес весь кипел от возмущения и негодования, проклиная мятежников и требуя для них самых строгих наказаний.
— Надо видеть, что вышло… Пираты! Бандиты! На месте маршала, если бы мы их схватили… им бы не поздоровилось!..
Лейтенант вовсе не был жестоким или злобным, даже напротив — добрым и великодушным; но, как позитивист, он поклонялся Республике с религиозным рвением, как чему-то сверхъестественному. Он связывал с ней все надежды человечества на счастье и не допускал, чтобы ее представляли в ином виде, кроме того, который казался наилучшим ему самому. Вне ее не существовало добрых, искренних намерений — были одни корыстные еретики; инквизитор во фригийском колпаке, с налитыми кровью глазами, охваченный бешенством от невозможности устроить им огненное аутодафе, он представлял себе бесконечную вереницу преступников — уверенных в себе, закоренелых, упрямых, лицемерных, двуличных, подставных и подкладных, без тюремной робы, разгуливающих на свободе…
Алберназ не обрушивался на противников так эмоционально. Более того, в глубине души он хорошо к ним относился — в том лагере у него были друзья, а расхождения во взглядах мало что значили для человека его возраста и с его опытом. Тем не менее, испытывая финансовые затруднения, он возлагал на маршала некоторые надежды: ему не хватало пенсии и вознаграждения за устройство архива на площади Ду Моура. Генерал надеялся получить какое-нибудь задание, которое позволило бы округлить приданое Лалы.
Адмирал также был уверен в военном и политическом таланте Флориано. Дело Калдаса продвигалось не слишком успешно. В первой инстанции он проиграл, потратив много денег… Правительство нуждалось в морских офицерах, так как почти все они примкнули к мятежникам; возможно, ему дали бы эскадру… По правде говоря… Ладно, какого черта! С одним кораблем еще могут возникнуть трудности, но с эскадрой все уже просто: нужна лишь отвага в бою.
Бустаманте твердо верил в способности генерала Пейшото. Желая поддержать его и защитить правительство, он собирался создать патриотический батальон, для которого уже придумал название — «Южный Крест». Разумеется, командиром будет он, со всеми преимуществами, которые влечет за собой полковничья должность.
Женелисио, человек невоинственной профессии, ожидал многого от правительства Флориано, с его энергией и решительностью; он надеялся стать вице-директором, и, конечно, серьезное, честное и деятельное правительство не могло поступить иначе, если хотело навести порядок в его отделе.
Такие тайные надежды были распространены больше, чем могло показаться. Мы живем за счет правительства, а мятеж спутывал все, что касалось работы в государственных учреждениях и связанных с ними почетных званий и должностей. «Подозрительные» открыли бы вакансии, и преданные им люди получили бы звания и места; кроме того, правительство, нуждаясь в общей поддержке и в конкретных людях, должно было назначать жалованье, создавать должности, продвигать людей по службе, осыпать их деньгами.
Читать дальше