Афонсо Лима Баррето - Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

Куарезма вознамерился прогнать их. Он убил одного, двух, десять, двадцать, сто муравьев, но их были тысячи, и армия постоянно увеличивалась. Один муравей взобрался на него и укусил, потом другой, и вот уже они жалили его в ступни, в икры, взбираясь все выше по телу. Это становилось невыносимо. Куарезма закричал и топнул каблуком, свеча упала.

Наступила тьма. Он ощупью стал искать дверь, нашел и побежал прочь от крошечных врагов, которых, вероятно, не смог бы четко различить даже при ярком солнце…

Госпожа Аделаида, сестра Куарезмы, была старше его на четыре года. То была красивая пожилая женщина, среднего роста, с кожей, начинавшей приобретать оттенок старинной патины, с густыми волосами, уже сплошь желтоватыми, и спокойным, безмятежным, добрым взглядом. Холодная, лишенная воображения, с ясным и практическим взглядом на вещи, она представляла собой противоположность брату; при этом между ними никогда не было ни серьезных размолвок, ни полного взаимопонимания. Она не желала и не старалась проникнуть в глубины его натуры и не оказывала на него никакого влияния — методичная, любящая порядок и систему, с несложными, обыденными и отчетливыми представлениями обо всем.

Ей было уже за пятьдесят, ему — под пятьдесят, но оба отличались здоровьем, редко болели и должны были прожить еще много лет. Спокойное, тихое, размеренное существование, которое оба вели до недавнего времени, немало способствовало сбережению их здоровья. Мании Куарезмы стали проявляться лишь после сорока, а у сестры их не было вовсе.

Госпожа Аделаида смотрела на жизнь просто: нужно жить, то есть иметь дом, обедать и ужинать, обладать нужным количеством одежды, все — скромное и обыденное. У нее не было амбиций, страстей и желаний. В детстве она не мечтала о принцах, нарядах, победах, даже о муже. Она не вышла замуж, так как не чувствовала в этом необходимости: плотские вожделения не одолевали ее, ни для души, ни для тела ей никто не был нужен. Ее сдержанность и спокойный взгляд зеленых глаз с их лунно-изумрудным блеском смягчали и оттеняли порывистость, возбудимость, импульсивность брата.

Не следует полагать, будто Куарезма в своем расстройстве не находил себе места. К счастью, этого не случилось. На первый взгляд даже могло показаться, что он обрел душевный покой; но человек, вникший в его привычки, жесты и поступки, вскоре понял бы, что мир и спокойствие чужды его разуму.

Бывало, он по нескольку минут смотрел на горизонт, поглощенный своими мыслями; порой же, работая в саду или в поле, он бросал все, устремлял взгляд в землю и так стоял несколько секунд, почесывая одной рукой другую, а потом, щелкнув языком, продолжал работу. Иногда в такие моменты он не удерживался от того, чтобы испустить возглас или сказать что-нибудь.

Анастасио в этих случаях посматривал на хозяина из-под полуопущенных век — бывший раб, он не осмеливался открыто устремлять на него взгляд, — и не говорил ни слова; Фелизардо же продолжал рассказывать о бегстве дочери с Мандукой из лавки; затем работа возобновлялась.

Ясно, что сестра не видела всего этого, ведь они виделись только в начале дня и за ужином: Куарезма был в полях, а она наблюдала за домашними работами. Все прочие, с кем они поддерживали отношения, также не могли заметить озабоченности майора по той простой причине, что они были далеко.

Рикардо приезжал к ним в последний раз шесть месяцев назад. Последние письма от кума и его дочери были получены на прошлой неделе. Куарезма не видел Ольгу столько же времени, сколько и трубадура, а с Колеони не встречался целый год, с тех пор, как тот посетил «Покой». Все это время Куарезма не переставал заботиться об улучшении своих земель. Его привычки не изменились, а занятия остались прежними. Правда, метеорологические инструменты он забросил.

С гигрометром, барометром и прочими приборами больше не сверялись, показания не записывали. К ним так и не удалось приспособиться. То ли дело было в неопытности и незнании теории, то ли еще в чем-то, но так или иначе, все прогнозы, которые делал Куарезма, основываясь на совокупности имеющихся данных, оказывались неверными. Когда ожидали ясной погоды, шел дождь, когда ожидали дождя, было сухо.

Из-за этого они потеряли много семян, а Фелизардо при виде приборов улыбался своей грубой, щербатой улыбкой троглодита:

— Да что вы, хозяин! Дождь идет, когда Бог того хочет.