Светолик Ранкович - Лесной царь

Он уже совсем захмелел…

Жандармы улеглись где попало: кто на полу, кто дополз до кровати. Джюрица тоже направился было к кровати, но ему изменили ноги. Митар с одним из стражников кое-как отвел его и уложил на постель. И Джюрица тотчас забылся в тяжелом сне.

Что это? Кругом темно, неприветливо, смутно, в комнате теплится язычок желтой восковой свечи, со всех сторон навис мрак. В ушах шумит, он слышит то веселые восклицания, то звон стаканов, но где это происходит, где это было так весело, вкусно, приятно! В голове какая-то тяжесть, но ничего, еще бы поспать! Ох, как приятно потянуться… Звякнуло железо… Что это? Кандалы, свеча, Митар, начальник… А-а-а-а-а! Оно!

Джюрица проснулся и похолодел. Хмеля как не бывало. Он поднял голову. На одной постели спит Митар, на другой стражник. За столом сидит и дремлет Добросав. Ночь!

«День миновал! Как скоро! И как это могло случиться? Кто знает, который теперь час? Может, скоро рассвет? И тогда… Что же это было, что это было такое хорошее? Ничего хорошего нету! Мать… Станка… Нет, нет! А где сейчас Станка? В деревне, говорят, помилована… вот оно хорошее — помилование! Но пришло ли оно? Нет, пришли бы, сказали, разбудили бы меня. Но оно должно прийти, не может не прийти. Кто это рассказывал: осужденный на смертную казнь уже привязан к столбу, уже стоит строй солдат, наставили винтовки, ждут команды, а по дороге вьется столб пыли, все ближе, ближе… «Стойте!» — кричит кто-то. Оглядываются, а в облаке пыли мчится всадник и машет белым платком. «Помилование!» — кричит он и протягивает приказ. Разрезают веревки и человека вытаскивают из могилы. Но это было бог знает когда! А может, и сейчас, почему бы и нет, наверняка будет. Что стоит королю черкнуть пером, черк-черк-черк — и готово, что ему стоит! И я жив, остался жив, надолго, до самой старости. А каторга что — пустяк! Буду там слушаться всех начальников… как святой угодник. А там пять, шесть, пусть десять лет — и меня отпустят. Приду домой свободный! Хожу куда хочу, делаю что хочу… И тогда… Что, разве не смог бы я найти себе друга? К тому времени Станка выйдет замуж… Она уж и не пойдет за меня, да и я тоже…

Но до чего же злодейски она меня предала! Я малость цыкнул на нее, хотел только пригрозить, а она раз, два — и к начальнику. Впрочем, и ей боком вышло: говорят, чудом жива осталась… И опять же, как ловко отвечала на суде: ничего знать не знаю и ведать не ведаю. Жила чаще всего у Йово да у бабы Мары, а больше с ним ходила, когда ему не нужно было ни с кем встречаться. Я, Йово и мать все подтверждаем, словно сговорились. А та старая ведьма, жена Вуйо! Боится выдавать, знает, что стоит мне только намекнуть о деньгах, все у нее отберут, вот и молчит как зарезанная! А Йово погорел! Впрочем, неплохо и ему. Отсидит несколько лет — и домой… Все легко отделались, всем хорошо, никого из них не лишают жизни… А мне что делать, мне? Мне не дают жить… Я хочу жить, а они не дают!

Помилование? Вряд ли оно будет. Даже начальник, да и все твердят, что надеяться нечего. Нету, дескать, ни одного, как это по-ихнему, смягчающего обстоятельства… Иными словами, ни в чем я не был хорош, все у меня плохо! Да, так оно и есть! И раз начальник говорит — а он знает закон как свои пять пальцев — значит, так тому и быть, иного выхода нет! Тогда, значит… умирать! Смерть!.. Привяжут к колу, как вола, — и бац! Готово, конец… А потом, что будет потам?.. Кто это знает! Закидают землей — точно и не жил на свете».

«Но я хочу жить!» — восклицает про себя Джюрица и вскакивает с постели от какой-то страшной мысли, от какого-то черного морока, обдавшего его леденящим холодом…

Жалобно звякнули кандалы, Джюрица в ужасе озирается по сторонам. Все спят. Уронив голову на стол, уснул и оставшийся дежурить усталый и захмелевший Добросав. Ни звука, ни шороха! Хоть бы с кем поговорить! Он двинул ногой, снова звякнуло железо. Добросав вздрогнул.

— А, проснулся!

— Который час?

— Думаю, нет еще и полуночи. Ложись, спи. Завтра рано вставать. Еще малость выпьем…

Джюрице не спится, потому он и разбудил Добросава, а сейчас ему стало жаль усталого человека, которому так хочется спать. «Видишь, как по-хорошему он разговаривает!.. Пусть себе спит, ему еще жить долго…»

— Хочешь ракии? — спросил Добросав.

— Нет, ничего не хочу. Спи! — ответил Джюрица и снова улегся.

В голове настоящий хаос. Страх притупил нервы, все в нем смешалось, превратилось в комок, застыло. Гложет его и терзает одна черная страшная мысль, он ни на минуту не может забыть, вышибить ее из головы, отвлечься. Джюрица старается думать о другом, но эта страшная мысль неотвязно преследует, вклинивается в другие мысли, создает путаницу, в которой все равно господствует она одна… Но тут же неотвязно, наперекор всему, даже наперекор ей, этой страшной мысли, витает, маячит другая, светлая, сладостная и непрестанно вливает в него лихорадочную надежду. Мысли роятся, кипят — беспорядочно, бессвязно…