— Положим, это дудки: Владимира ему не видать, как своих ушей!
Рогнеда оглядывается — прошли два чиновника, говорят, вероятно, об ордене, которого ждет их начальник. Увы! Владимира ему не видать, как своих ушей!
Она, поскользнувшись, и едва удерживается на ногах, и от этого неожиданного толчка сердце на миг замирает, а затем бьется часто и судорожно: тук-тук! тук… тук… тук! Рогнеда как бы разделяется на две самостоятельные части: голова, глаза, уши, коса, груди, руки — это она, Рогнеда, — а там, внизу, идет быстрым шагом ее живот, и в нем притаилось несчастное существо, избравшее его своим домом. Оно такое бедненькое, у него нет ни имени, ни глаз, умеющих смотреть, ни слов, ни печалей, ни радостей, — оно даже не сможет заплакать, если она его обидит.
— Берегись! — Перед самым лицом Рогнеды появляется фыркающая лошадиная морда с злыми глазами. Рогнеда в испуге отшатывается — лошадиной морды нет, лишь скрипят полозья проезжающих санок.
Она прибавляет шагу.
…Каменный двухэтажный дом. Подъезд с витыми чугунными колоннами, поддерживающими маленькую железную крышу.
Рогнеда поднимается по устланной красным ковром лестнице во второй этаж, дергает ручку звонка — долго не отворяют.
— Уйти разве?
Вторично дергает медную ручку, слышно, как за дверью заливается звонок.
Шаги.
Выпущенная ручка гулко хлопается о медную чашку, вделанную в стене, и замирает, тупо выглядывая из своего медного гнезда.
Дверь отворяет горничная, в кокетливом переднике, завитая и нарумяненная.
— Дома?
— Пожалуйте!
Рогнеда медленно раздевается. Горничная с жадным любопытством осматривает ее.
— Елена Семеновна свободна? Нет пациентов?
— Нет. Они у себя, в кабинете, читают газету.
Рогнеда проходит в приемную. На круглом столе, покрытом черною скатертью, журналы, газеты, книги и графин с водою; под столом пестрый ковер, а вокруг стола несколько черных венских стульев, пасмурно откинувших назад свои гнутые спинки, словно им смертельно надоело стоять у этого стола и ждать посетителей. У стены, у окон, несколько мягких кресел с кисточками и треногий курительный столик.
— Доложите, пожалуйста.
Горничная, шурша накрахмаленной нижнею юбкой, ныряет за толстую портьеру, скрывающую дверь в кабинет многоученой Елены Семеновны.
Рогнеда в ожидании разглядывает висящие по стене в потемнелых рамах фотографические снимки каких-то памятников, каких-то статуй и останавливается против большого календаря.
Четырнадцатое число.
«А завтра я, может быть, умру», — спокойно думает Рогнеда.
Портьера раздвигается, появляется Тихий Ужас, а за нею нарумяненная горничная, с чувством собственного превосходства взглядывающая на Рогнеду, покидая приемную.
— А, здравствуйте! — угрюмо здоровается с Рогнедой Тихий Ужас. — Как поживаете? Больны?.. Будьте добры…
Она указывает Рогнеде на кресло, та послушно садится, мнет в руках носовой платок, неизвестно для чего вынутый из кармана, и глухо говорит, избегая недружелюбного взгляда веснушчатой девы.
— Я, Елена Семеновна, с конфиденциальным… Я слышала, что у вас довольно разносторонняя практика… Вы, пожалуйста, не обидьтесь.
— Я вас не понимаю! — вздергивает плечами Тихий Ужас. — В чем дело?
Рогнеде стыдно.
— Видите ли, обстоятельства так сложились… Я… я…
Острый взгляд веснушчатой девы льнет к животу Рогнеды, словно ощупывая его.
— Вот как?! И давно?
— Месяца два. Мне бы хотелось… Вы, пожалуйста, не обидьтесь. Я вам… Вы…
На лице Рогнеды выступает густыми пятнами румянец.
— Я вам заплачу…
Она вынимает из ридикюля свертки с золотыми колонками и подает их Тихому Ужасу.
— Сто рублей… Не мало?
Веснушчатая дева развертывает бумагу и заглядывает в свертки. Мышиные глазки веселеют.
— Опасно, Рогнеда Владиславовна, — ну да как-нибудь уладим. Вот что: вы завтра приходите в городскую больницу, ко мне на прием, я вас положу, как больную, в палату и, между прочим, якобы того требует ваша болезнь… Отлично?.. Несколько деньков придется полежать, зато будете гарантированы, что никаких осложнений не произойдет, — под рукою сиделки, фельдшерицы, да и мне этак спокойнее. Согласны?
— Хорошо. А это очень опасно?
— Смотря по тому, каков организм… Влопались? Ха-ха! Я уж это предположила, когда вам сделалось дурно у Ковалевых. Помните?
Рогнеда убито отвечает:
— Помню. Так я, значит, завтра приду.
— Буду ждать.
Тихий Ужас провожает Рогнеду до передней, оставив свертки с золотом на столе. Горничная подает Рогнеде пальто, нагло, но едва заметно улыбаясь.
Читать дальше