Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Так что когда мы опять встретились с графом Ваненко-вым, он сказал мне:

— Ну что ж, все прошло великолепно. Вы получили признание, теперь надо упрочить его при помощи императорского патента. Вот письмо к адъютанту цесаревича; тот уже наслышан о вас. Смело являйтесь к нему, взяв с собой прошение на высочайшее имя; польстите военным талантам цесаревича и попросите его о рекомендательной приписке к вашему прошению.

— Однако, господин граф, — с некоторой неуверенностью проговорил я, — полагаете ли вы, что он хорошо меня примет?

— А что вы называете хорошим приемом?

— Такой, который можно будет счесть приличным.

— Послушайте, сударь, — рассмеялся граф Алексей, — вы оказываете нам слишком много чести. Вы считаете нас цивилизованными людьми, тогда как мы всего лишь варвары. Вот письмо, с его помощью я отворяю вам двери, но заранее ручаться ни за что не могу: все зависит от хорошего или дурного расположения духа великого князя. Выбирать момент надлежит вам; вы француз, а потому храбрец. Вам предстоит бой, в котором необходимо выстоять и одержать победу.

— Верно, но бой выстоять предстоит в приемной, а победу одерживать надо будет над придворными. Уверяю вас, ваше сиятельство, что я предпочел бы этому настоящую дуэль.

— Жан Бар был не более вас привычен к вощеному паркету и придворным обычаям. А как он вышел из положения, явившись в Версаль?

— При помощи кулаков, ваше сиятельство!

— Поступите, как он. Кстати, я должен вам сказать, что Нарышкин — а он, как вам известно, родственник императора, — граф Чернышев и полковник Муравьев просили меня передать вам, что они хотели бы брать у вас уроки фехтования.

— Не слишком ли вы добры ко мне?

— Ничуть, и вы мне ничем не обязаны; я лишь отчитываюсь в данном мне поручении, вот и все.

— Кажется, все складывается неплохо, — сказала мне Луиза.

— Благодаря вам, Луиза, и я вам за это весьма признателен. — И, обращаясь к графу, я добавил: — Так вот! Решено: я воспользуюсь советом вашего сиятельства и рискну завтра же.

— Желаю удачи!

Ободряющие слова графа были для меня отнюдь не лишними. Я уже знал понаслышке о человеке, с которым мне предстояло иметь дело, и, должен признаться, мне легче было бы напасть на украинского медведя в его берлоге, чем обратиться с просьбой к цесаревичу, характер которого был странным смешением добрых наклонностей, бурных страстей и бессмысленной вспыльчивости.

Великий князь Константин, младший брат императора Александра и старший брат великого князя Николая, не обладал ни ласковой учтивостью первого, ни холодным и спокойным достоинством второго; казалось, он полностью унаследовал характер своего отца, повторив и его достоинства и его причуды, тогда как два его брата походили на Екатерину: Александр — сердцем, Николай — разумом, а оба — тем императорским величием, великий пример которого дала миру их бабка.

Екатерина из всего этого прекрасного и многочисленного своего потомства особо выделяла двух старших внуков и даже самим выбором их имен, когда один был назван Александром, а другой — Константином, уже, казалось, поделила между ними мир. Эта идея до такой степени овладела ею, что в ту пору, когда они были еще малыми детьми, она велела написать их портрет: одного разрубающим Гордиев узел, другого — держащим в руках лабарум. Более того, сам ход их воспитания, план которого императрица составила лично, был всего лишь претворением в жизнь этого великого замысла. Вот почему Константина, которому суждено было властвовать над Восточной империей, взращивали лишь греческие кормилицы и окружали лишь греческие учителя, вто время как Александра, которому суждено было властвовать над Западной империей, воспитывали лишь англичане. Что касается общего наставника обоих братьев, то им был швейцарец Лагарп, двоюродный брат храброго генерала Лагарпа, служившего в Италии под началом Наполеона. Но уроки столь достойного учителя не были с равным старанием усвоены двумя этими учениками, и одни и те же семена дали разные плоды: ибо в одном случае они упали на подготовленную и благодатную почву, а в другом — на невозделанную и дикую. В то время как Александр в возрасте двенадцати лет ответил своему преподавателю экспериментальной физики Графту, сказавшему ему, что свет является непрерывной эманацией Солнца: «Этого не может быть, ибо тогда Солнце с каждым днем уменьшалось бы в размерах», Константин заявил своему личному гувернеру Сакену, призывавшему его учиться читать: «Я не хочу учиться читать, потому что хочу, чтобы вы сами все время читали и все время глупели».