Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

— Ну, так смотрите на меня как на сестру и предоставьте мне действовать.

— Вы этого хотите?

— Я этого требую!

В эту минуту дверь гостиной отворилась и на пороге появился граф Алексей Ваненков.

Это был красивый молодой человек лет двадцати пятидвадцати шести, светловолосый и стройный, с восточными чертами лица, который, как уже было сказано, служил поручиком в Кавалергардском полку. Этот привилегированный полк долгие годы находился под командованием великого князя Константина, брата императора Александра, в то время польского наместника. Как это принято у русских, которые стараются никогда не снимать военную форму, граф был в мундире, на груди его сверкали крест Святого Владимира и орден Александра Невского, а на шее висел орден Станислава Августа третьей степени.

Увидев графа, Луиза с улыбкой поднялась:

— Добро пожаловать, ваше сиятельство; а мы вспоминали вас; позвольте представить вам моего соотечественника, о ком я уже говорила вам и кому прошу оказать ваше высокое покровительство.

Я поклонился; граф весьма любезно поздоровался со мной и, поцеловав руку Луизе, произнес на чистейшем, хотя и несколько вычурном французском языке:

— Увы, дорогая Луиза, покровительство мое немногого стоит. Но я смогу дать вашему подопечному ряд полезных советов: поездив по стране, я узнал и хорошие и дурные стороны своих соотечественников и постараюсь ввести его в курс дела; кроме того, я могу лично положить начало его клиентуре, предложив ему двух учеников: брата и себя.

— Это уже кое-что, — заметила Луиза, — хотя явно недостаточно; не пытались ли вы выяснить относительно места учителя фехтования в каком-нибудь из полков?

— Да, и со вчерашнего дня успел навести кое-какие справки. Оказывается, в Санкт-Петербурге уже имеются два учителя фехтования: один француз, другой русский. Вашего соотечественника, сударь, — добавил Ваненков, обратившись ко мне, — зовут Вальвиль; я не ставлю под сомнение его достоинства: он сумел понравиться государю, который дал ему чин майора и наградил несколькими орденами; он состоит учителем фехтования всей императорской гвардии. Что касается моего соотечественника, то он милейший, прекраснейший человек, единственный недостаток которого в наших глазах состоит в том, что он русский. Но, поскольку в глазах императора это не является недостатком, то его величество, который когда-то взял у него несколько уроков фехтования, произвел его в полковники и дал ему орден Святого Владимира третьей степени. Надеюсь, вы не собираетесь для начала сделать их обоих своими врагами?

— Конечно, нет, — ответил я.

— В таком случае не надо показывать, что вы вступаете с ними в соперничество: объявите сеанс показательных поединков, проведите его, покажите на нем все свое искусство; затем, когда слух о вас распространится по городу, я дам вам почтительнейшую рекомендацию к цесаревичу Константину, который как раз находится с позавчерашнего дня в Стрельне и, надеюсь, по моей просьбе удостоит сопроводить рекомендательной припиской ваше прошение его величеству.

— Ну вот, все отлично устраивается! — воскликнула Луиза, обрадованная благосклонностью ко мне графа. — Видите, я вас не обманула.

— Да, и граф — любезнейший из покровителей, как вы — превосходнейшая из женщин. Оставляю вас беседовать с ним в этом добром расположении духа, а чтобы дать графу доказательство того, насколько ценны для меня его советы, я уже сегодня вечером займусь составлением своей программы.

— Это разумно, — заметил граф.

— Извините, граф, — сказал я, — но мне необходимо получить сведения о местных особенностях. Я даю эти показательные поединки не для заработка, а для того, чтобы дать о себе знать. Скажите, пожалуйста, следует ли мне разослать приглашения как на вечерний прием или же назначить входную плату как на представление?

— Непременно назначьте плату, сударь, — сказал граф, — иначе никто не пойдет к вам. Назначьте за билет десять рублей и пошлите мне сто билетов: я возьму на себя их распространение.

Трудно было проявить большую любезность, так что досада моя улетучилась. Я откланялся и удалился.

На следующий день мои афиши были расклеены по всему городу, и через неделю я дал публичный сеанс, в котором не приняли участия ни Вальвиль, ни Сивербрик: со мной состязались лишь любители — поляки, русские и французы.

Я не намерен приводить здесь перечень своих достижений и сравнивать количество нанесенных и полученных мною ударов. Скажу только то, что уже во время сеанса наш посол, граф де Ла Ферроне, пригласил меня давать уроки его сыну, виконту Шарлю, и что в тот же вечер и на следующий день я получил немало хвалебных писем, в том числе от герцога Вюртембергского, который просил меня стать наставником его сына, и графа Бобринского, который хотел сам брать у меня уроки.