Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

— Так точно, ваше превосходительство.

— А видел ты, чтобы я вышел оттуда?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Хорошо. Позови на свое место одного из твоих товарищей, а сам беги в ближайшую казарму и возвращайся сюда с двумя солдатами.

— Слушаю, ваше превосходительство.

Будочник убежал и минут через десять явился в сопровождении двух солдат.

Генерал подходите ними к дому № 19, велит закрыть все выходы, расспрашивает привратника и узнает, что разыскиваемый им человек живет на третьем этаже этого дома. Горголи поднимается туда, ударом ноги выбивает дверь и сталкивается лицом к лицу со своим двойником, который приходит в ужас от этого посещения, догадываясь о его причине, во всем сознается и тут же возвращает все тридцать тысяч рублей.

Как видно, уровень цивилизации в Санкт-Петербурге ненамного отстает от парижского.

Это происшествие, при развязке которого я присутствовал, отняло у меня, а вернее, позволило мне выиграть минут двадцать; примерно еще через двадцать минут наступал тот час, в который мне было позволено Луизой явиться к ней. И я направился туда. По мере того как я приближался к ее дому, сердце мое билось все сильнее, а когда я спросил в магазине, можно ли видеть Луизу, голос мой так дрожал, что мне пришлось дважды повторить свой вопрос, чтобы меня поняли.

Луиза ждала меня в будуаре.

Увидев меня, она кивнула мне с той изящной непринужденностью, какая свойственна только нам, французам; затем, протянув мне руку, она усадила меня, как и накануне, около себя.

— Ну вот, — обратилась она ко мне, — я уже занимаюсь вашими делами.

— О, — отвечал я с выражением, заставившим ее улыбнуться, — не будем говорить обо мне, поговорим о вас.

— Почему же обо мне? Разве речь идет обо мне? Разве я для себя хлопочу о месте учителя фехтования в одном из полков его величества? Что же вы хотите сказать обо мне?

— Я хочу сказать, что со вчерашнего дня вы меня сделали счастливейшим человеком, что со вчерашнего дня я ни о ком, кроме вас, не думаю и ни на кого, кроме вас, не смотрю, что я всю ночь не сомкнул глаз, опасаясь, что час нашего свидания никогда не настанет.

— Но вы же по всем правилам объясняетесь в любви.

— По правде сказать, воспринимайте мои слова как вам будет угодно. Я говорю вам не только то, что думаю, но и то, что испытываю.

— Вы шутите?

— Клянусь честью, нет.

— Так вы говорите серьезно?

— Совершенно серьезно.

— Поскольку всякое может быть, — произнесла Луиза, — а признание, пусть даже оно преждевременно, должно быть искренним, мой долг состоит в том, чтобы не позволять вам заходить слишком далеко.

— Отчего же?

— Дорогой соотечественник, между нами не может быть ничего, кроме доброй, искренней и чистой дружбы.

— Но почему?

— Потому, что у меня есть возлюбленный; а на примере моей сестры вы уже смогли убедиться, что верность — наш семейный порок.

— О я несчастный!

— Нет, вы не несчастны! Вот если бы я позволила чувству, которое, по вашим словам, вы ко мне испытываете, пустить глубокие корни, вместо того чтобы вырвать его из вашей головы до того, как оно завладеет вашим сердцем, вот тогда да, вы могли бы стать несчастны; но теперь, слава Богу, — с улыбкой добавила Луиза, — время еще не потеряно и я надеюсь, что лечить болезнь начали до того, как она успела развиться.

— Хорошо, не будем больше говорить об этом.

— Напротив, поговорим об этом, ибо вы встретитесь у меня с человеком, которого я люблю, и очень важно, чтобы вы знали, каким образом я полюбила его.

— Благодарю вас за подобное доверие.

— Вы уязвлены, — сказала она, — и совершенно напрасно. Ну же, дайте мне руку как доброму другу.

Я пожал протянутую мне руку и, поскольку, по здравом размышлении, у меня не было никакого права затаить обиду на Луизу, произнес:

— А вы откровенны?

— Конечно.

— Ваш друг, вероятно, какой-нибудь князь?

— О нет, — улыбнулась она, — я не так взыскательна: он всего лишь граф.

— Ах, Роза, Роза! — воскликнул я. — Не приезжайте в Санкт-Петербург: вы забудете здесь господина Огюста!

— Вы осуждаете меня, даже не выслушав, и это дурно с вашей стороны, — сказала Луиза. — Вот почему я хочу вам все рассказать; но вы не были бы французов, если бы приняли мои слова иначе.

— К счастью, ваша расположенность к русским заставляет меня полагать, что вы несколько несправедливы по отношению ко всем своим соотечественникам.

— Я не хочу быть несправедливой ни к кому, сударь; я сравниваю, вот и все. Каждый народ имеет свои недостатки, которых сам он не замечает, потому что они свойственны его натуре, но которые бросаются в глаза иностранцам. Наш главный недостаток — это легкомыслие. Русский, которого посетил француз, никогда не скажет другому русскому: «У меня только что побывал француз». Он скажет: «Ко мне приходил сумасшедший». И нет нужды объяснять, какой национальности этот сумасшедший: все знают, что речь идет о французе.