Александр Дюма - Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Тяжело вздыхая, я снова влез в свою клетку и опять устроился на своем насесте. И только тогда мне пришло в голову спросить возницу, нельзя ли опустить верх повозки; он ответил, что нет ничего легче. Я велел ему немедленно выполнить эту работу, и с того времени лишь нижняя часть моей персоны продолжала подвергаться опасности.

В Луге мне пришла в голову другая, не менее блестящая мысль: снять сиденье, настелить на дно повозки солому и лечь прямо на нее, положив под голову вместо подушки свою дорожную сумку. После всех этих усовершенствований я, в конце концов, получил возможность ехать сравнительно сносно.

Возница предлагал мне сделать остановку перед Гатчинским дворцом, в котором пришлось жительствовать Павлу I все то время, пока царствовала Екатерина, а затем — перед Царскосельским дворцом, летней резиденцией императора Александра; но я так устал, что бросил лишь беглый взгляд на каждое их этих чудес, однако дал себе слово осмотреть их в свое время, вернувшись сюда в более удобном экипаже.

На выезде из Царского Села у дрожек, которые ехали впереди меня, внезапно сломалась ось, и экипаж хотя и не перевернулся, но сильно накренился. Поскольку я находился в ста шагах от дрожек, то успел, прежде чем подъехать к месту происшествия, разглядеть выскочившего из них высокого худощавого господина, державшего в одной руке шапокляк, а в другой — маленькую карманную скрипку. На нем был черный сюртук, какие носили в Париже в 1812 году, короткие черные панталоны, шелковые черные чулки и туфли с пряжками; оказавшись на дороге, он вначале принялся делать батманы правой ногой, затем батманы левой, потом антраша обеими ногами, после чего совершил три полных оборота вокруг самого себя, очевидно желая удостовериться, что у него ничего не сломано. Видя, сколь обеспокоен этот господин сохранностью собственной персоны, я счел невозможным проехать мимо, не остановившись и не спросив его, не случилось ли с ним какой-нибудь беды.

— Никакой, сударь, никакой, — отвечал он, — если не считать, что я пропущу урок, а за каждый урок, сударь, я получаю по луидору. Ученица моя — красивейшая женщина Санкт-Петербурга, мадемуазель Влодек; послезавтра она должна изображать Филадельфию, одну из дочерей лорда Уортона с картины Антониса Ван Дейка, на празднестве, которое дается при дворе в честь кронпринцессы Веймарской!

— Простите, сударь, — отвечал я, — мне не совсем понятны ваши слова; но это ничего не значит, если я могу вам быть чем-нибудь полезен…

— Что значит чем-нибудь полезны, сударь? Да вы можете спасти мне жизнь! Представьте себе, что я только что давал урок танцев княгине Любомирской, загородный дом которой находится в двух шагах отсюда, — она изображает Корнелию. За этот урок, сударь, я получаю два луидора — меньше я там не беру. Я пользуюсь известностью и извлекаю из этого выгоду; все это понятно, так как других французских учителей танцев, кроме меня, в Санкт-Петербурге нет. И вот, этот негодяй повез меня в экипаже, который сломался и чуть было не искалечил меня, но, к счастью, мои ноги целы. Погоди, мерзавец, я еще разберусь с твоим номером!

— Если не ошибаюсь, сударь, — сказал я, — то я могу оказать вам услугу, предложив место в своей повозке?

— О сударь, это было бы огромным одолжением для меня, но, по правде говоря, я не осмеливаюсь…

— Что за церемонии между соотечественниками…

— Стало быть, вы француз?

— … и между артистами.

— Стало быть, вы артист? Ах, сударь, Санкт-Петербург — прескверный город для артистов! Особенно если речь идет о танце. О, танец здесь хромает на одну ногу. А вы, сударь, случайно не учитель танцев?

— Как это танец здесь хромает на одну ногу? Но вы мне только что сказали, что вам платят по луидору за урок: вы получаете его, случайно, не за то, что обучаете скакать на одной ноге? Луидор — это все же, мне кажется, весьма изрядная плата.

— Да, да, в нынешних обстоятельствах это, несомненно, так; однако, сударь, не так было в России прежде.

Французы все испортили. Так вы, сударь, не учитель танцев, полагаю?

— А между тем мне рассказывали о Санкт-Петербурге как о городе, где всякий мастер своего дела непременно будет радушно принят?

— О да, да, сударь, так оно и было прежде; и до такой степени, что какой-нибудь жалкий парикмахер зарабатывал здесь еще недавно по шестьсот рублей вдень, тогда как я с трудом зарабатываю восемьдесят. Так вы, сударь, не учитель танцев, надеюсь?

— О нет, дорогой соотечественник, — наконец ответил я, тронутый его беспокойством, — вы можете смело сесть в мою повозку, не боясь, что окажетесь рядом с соперником.