Ахмед Танпынар - Покой

У Мюмтаза в голове имелось странное пространство, куда он помещал все, что читал и слышал. Все события прочитанных им романов происходили среди декораций, которые составлялись из горного ландшафта Антальи и домов Н**, а оттуда он переносил их в свою жизнь.

В Бодлере он обнаружил самого себя. Этим он в большей или меньшей степени был обязан Ихсану. Ихсан не был художником. Его творческие способности были направлены на историю и экономику. Но в искусстве он разбирался хорошо, особенно в поэзии и живописи. В молодости он обстоятельно ознакомился с творчеством европейцев. В течение семи лет он вместе со сверстниками из разных стран жил в Латинском квартале, застав самые лучшие его времена. Он стал свидетелем рождения и быстрого устаревания не одной модной теории, он принимал участие в пламенных художественных спорах. Затем, вернувшись в свою страну, он внезапно все забросил, даже любимых поэтов. Он странным образом занимался только тем, что касалось нас, турок, и старался любить только это. Но так как чувство меры он приобрел на Западе, он не делал большого различия между нашими предпочтениями и предпочтениями других. Он привил Мюмтазу любовь к Бакы, Нефи, Наили, Недиму, Шейху Галипу, Деде и Итри [28] Бакы, Нефи, Наили, Недиму, Шейху Галипу, Деде и Итри … — здесь перечисляются классики османской литературы разных периодов. Поэт Бакы (1526–1600), придворный поэт султана Сулеймана Великолепного; поэт-сатирик Нефи (1572–1635); мастер газелей поэт Наили (1610–1666); поэт «эпохи тюльпанов» Недим (1681–1730); знаменитый глава стамбульской обители ордена мевлеви Шейх Галип (1757–1798), прославившийся суфийской поэмой «Красота и любовь»; Деде, Хаммамизаде Исмаил Деде Эфенди (1778–1846) — османский композитор, член ордена мевлеви, автор знаковых для классической османской музыки духовных произведений «юрюк семаи» в макамах «Хиджаз», «Ферахфеза» и многих других; великий османский композитор Бухуризаде Мустафа Итри (1640–1712). . И Бодлера он сам дал Мюмтазу. «Раз уж ты читаешь, — сказал он, — читай лучшее». А потом продекламировал несколько стихотворений Бодлера наизусть. Ту неделю Мюмтаз не ходил в школу. Из-за легкого гриппа ему пришлось остаться дома. Стояла холодная зима. Стамбул был засыпан снегом. Ихсан сидел у постели двоюродного брата с томом «Цветов зла» в кожаном переплете, который он купил специально для Мюмтаза, и, вспоминая, как они все в молодости, всей компанией, были влюблены в рыжеволосую Мадмуазель Романтику, как ее ждали, а затем вместе с ней целую ночь до рассвета ходили по парижским кафе, читал Мюмтазу вслух приглушенным голосом «Приглашение к путешествию», «Осенний сонет» и «Неотвратимое».

С тех пор Мюмтаз не выпускал Бодлера из рук. Вскоре к числу любимых поэтов добавились Нерваль с Малларме. Но это произошло позже — тогда молодой человек был в том возрасте, когда он уже умел находить нужное направление, когда он уже был в состоянии любить то, что ему хотелось полюбить.

Прошедший отрезок жизни Мюмтаза, как здесь уже было рассказано, стал для него суровой школой жизни. Он пережил достойную романа трагедию в таком юном возрасте, что его впечатлениям было суждено навсегда остаться свежими. Его разум открылся любви и размышлениям за тот короткий отрезок времени, который был ограничен смертью отца и переездом в Стамбул. Эти два месяца удивительным образом дали пищу его душе. Он вновь и вновь переживал те дни в своих снах и часто просыпался дрожащим, в испуге и в поту, измученный очередным сном. Видение, посетившее его, когда он впервые упал в обморок, стало лейтмотивом всех его снов: разрывы пушечных залпов, стук заступа о землю и мать, которая, причитая, пытается зажечь хрустальную лампу отца. Никогда не стирался из его памяти и опыт первой любви. То удовольствие, окутанное страданиями, всегда держалось наготове в его теле и душе; то, как истощенная деревенская девушка обнимала его, сидевшего рядом с больной матерью, то, как смотрела прямо ему в глаза, возможно не совсем понимая, что происходит вокруг, — все это навсегда осталось с ним. Течение времени, повседневные события покрывали забвением ту печаль и невыносимые страдания. Но при малейшей депрессии они поднимали голову в его душе, словно двуглавый змей, и странным образом захватывали его душу. Его однокашники говорили, что он иногда кричит по ночам. В старших классах он именно по этой причине перестал ночевать в интернате.

После обеда он вышел из дома, чтобы сходить к арендаторам, а на обратном пути заглянул в кофейню в квартале Баязид [29] Баязид — квартал в европейской части Стамбула, в котором находится знаменитый Крытый рынок, Бедестан Капалы Чарши, и одноименная кварталу мечеть, построенная по приказу султана Баязида II Святого (1447–1512). . Эта прогулка, занявшая несколько часов, за один раз показала ему так много, как если бы он ветреной и снежной ночью на мгновение выглянул за порог. Еще в Баязиде трамвай остановился, потому что пути переходила рота солдат. Мюмтаз расценил это как счастливый случай и вышел из трамвая, чтобы оставшийся путь пройти пешком. Он давно любил эту часть пути. Ему нравилось смотреть на голубей под большим каштаном на площади перед мечетью Баязид, рыться в старых книгах на Букинистическом рынке, разговаривать со знакомыми торговцами книг, входить в сумрак и прохладу книжного рынка, которая внезапно охватывала его посреди жаркого дня и яркого света; ему нравилось идти, ощущая на коже эту прохладу, как будто она была чем-то преходящим. Если у него было время, ему, бывало, хотелось войти на Крытый рынок через ворота Блошиного рынка, а потом брести извилистыми улочками до самого Бедестана. С одной стороны, тут было множество подделок и хлама, который просто нужно было сбыть с рук; с другой стороны, тут попадались изделия маленьких лавок и мастерских, дешевый таможенный конфискат, подделки модных марок. Словом, и в Бедестане, и на Блошином рынке, если внимательно смотреть по сторонам, всегда можно было найти что-нибудь удивительное.