Ахмед Танпынар - Покой

Войдя в комнату, Ихсан сообщил:

— Я видел ребят… Они тоже придут. — А затем внезапно увидел Тевфик-бея, который отдыхал в одном из плетеных кресел под большим каштаном, вытянув ноги на стул, очень обрадовался и подошел к нему: — Видеть вас большое счастье!

Ихсан сжимал свой пиджак и шляпу и учащенно дышал после подъема к их дому. Пожилой человек отозвался:

— Стареешь, Ихсан-бей! — Встряхнув наброшенное на ноги одеяло, он хорошенько закутал ноги и позвал Маджиде: — Доченька!

Маджиде, блеснув на солнце каштановыми волосами, поцеловала старику руку и незаметно улыбнулась Мюмтазу с Нуран, словно говоря: «Вы подходите друг другу!» Ихсан сел лицом к Тевфик-бею.

Мюмтаз внимательно посмотрел на Ихсана. Он давно видел в нем признаки надвигающейся старости. Ихсан изрядно поседел, у него появился небольшой животик, утяжелявший всю его фигуру. Под глазами синели большие круги. Но руки по-прежнему были сильными, а тело сохраняло атлетическое сложение. На лице читалась скрытая внутренняя сила.

— Погода великолепная… Да благословит вас Аллах, ребята…

Тевфик-бей подставил лицо под солнце, крепко закрыв глаза от яркого осеннего света.

— Что нам приготовила Сюмбюль-ханым, Мюмтаз?

Мюмтаз, улыбаясь, ответил:

— Сюмбюль-ханым сегодня только помогает. Угощения готовит Нуран.

Тевфик-бей пробасил:

— Но под моим наблюдением! — Тут на его лице появилось выражение нежной привязанности, как будто он говорил с ребенком. Было ясно, что он рад Ихсану. Это было очевидно.

Нуран со вчерашнего дня была занята приготовлениями к встрече сегодняшних гостей. Когда она сообщила Тевфик-бею, что они с Мюмтазом решили пригласить Ихсана, он предложил: «Раз так, обед с меня!» Он и в самом деле составил список блюд и выбрал продукты.

Ихсан радостно вздохнул: он так давно не ел блюд от самого Тевфик-бея.

— Нас ждет только ваша еда? Ах, как же давно я не слышал вашего голоса!

Тевфик-бей поднял голову и долго смотрел назад на покрасневшие деревья, на пни, приобретшие лиловый окрас, на ветки, на увядавшие луга вдали. Взглядом до садовой калитки он проводил какое-то болезненное воспоминание. От его пожилого тела исходило странное и слабое жизненное тепло.

— Ты что, Ихсан, хочешь сказать, что у меня остался голос?

Его мысли были где-то в прошлом, в том времени, когда его называли Голосистый Тевфик.

— Остался, конечно же! Это всем известно! У вас не голос, а просто сокровище!

Эти слова были любимым выражением первого учителя Тевфик-бея, Хюсейна Деде. Старик погрустнел, вспомнив об этом, и медленно проговорил:

— Да упокой Аллах его душу! Сегодня вы, я надеюсь, услышите много нового! Мюмтаз, говорят, пригласил Эмин-бея. И художника Джемиля… — и тихо добавил: — Этого Джемиля я не знаю.

Ихсан продолжал радоваться:

— Сегодня все возможно! Раз организатором был Мюмтаз! Он постоянно повышает свое мастерство. Но с чего вдруг вам в голову пришло устроить праздник?

— Через три дня я переезжаю в Стамбул… Нуран предложила собрать всех, пока мы не уехали.

— А где ты разыскал Эмин-бея?

— Я встретил его на улице. А художника Джемиля просто пригласил. К тому же он обещал научить меня играть аин в макаме «Ферахфеза».

Тевфик-бей наклонился к Ихсану:

— Сколько лет прошло, как мы не собирались, как думаешь?

— Бессчетное количество; но встречаемся всегда на одном и том же месте…

— Да, всегда на одном и том же месте… — в эту минуту Тевфик-бей почувствовал себя старым, огромным, застилающим ветвями небо платаном. В таком состоянии совершенно неважно, придет ли смерть. Достаточно лишь быстро покинуть все, что любишь, и переступить порог… Тевфик-бей медленно откашлялся, словно бы проверяя свой голос:

— Мне вот интересно, могу ли я, как прежде, посостязаться в умении играть на нее Эмина Деде?

А про себя подумал: «Умереть это одно, а приблизиться к смерти — другое». Он видел смерть нескольких поколений. Деревья вокруг поредели, словно только для того, чтобы старый платан было лучше видно. Это было так странно, что какое-то время Тевфик думал: «Может, я не умру никогда? Может, смерть обо мне забыла?» Эта мысль хорошо сочеталась с его весьма великодушной уверенностью в себе, его физическими силами и с питаемым этими силами его навязчивым эгоизмом; но ведь уже целый год прошел… Поэтому ему хотелось посоревноваться в игре на нее с Эмин-беем. Пятнадцать лет назад мысль о таком экзамене, проверке самого себя, даже не пришла бы в голову. Пятнадцать лет назад его умение заставляло звенеть единым вздохом восхищения люстры в гостиных, где он бывал в гостях; заставляло звучать единственной нотой «до» стакан, стоявший перед ним.