– А кто лечащий врач? – спросил он.
– Майор Бленкинсон.
– Майор Бленкинсон? Кажется, я никогда не слышал о нем. А ты уверен, что он разбирается в этом деле? Настоящих специалистов по колену очень мало. – Он рассказал о травме своего колена, полученной им много лет назад на теннисной площадке в Бордегаре. – Лечивший меня врач ничего не смыслил в колене. С тех пор оно у меня так и не пришло в норму. – Он взял «Севайвэл», просмотрел иллюстрации и заметил без злобы: – Э-э, все этот стиль модерн . – Затем перешел к разделу «государственные дела». – Ужасные новости с восточного фронта. Большевики опять продвигаются. Немцы, кажется, не в состоянии остановить их. Я скорее бы предпочел видеть в Европе японцев, у них, по крайней мере, есть император и какая-то религия. Если верить газетам, то мы к тому же еще и помогаем большевикам. Поистине мир сошел с ума.
После небольшой паузы он продолжал:
– Я ведь пришел пригласить тебя. Почему бы тебе не перебраться ко мне на квартиру и не побыть там до выздоровления? Места там много; миссис Корнер все еще у меня, готовит, как может, из пайков. Лифт работает, а сейчас ведь многие дома лишены этого. Там у нас в соборе голландский монах-доминиканец – это не значит, конечно, что я одобряю доминиканцев вообще, – устраивает действительно интересные рождественские собрания. Ты сможешь убедиться, что ходом войны он совершенно недоволен. И вообще, там тебе будет гораздо лучше, чем здесь. Я по вечерам большей частью дома, – добавил он, как будто это обстоятельство было чрезвычайно привлекательным.
Гай не отверг сразу предложения, видимо, из-за своего меланхолического настроения; фактически, он принял его.
Джамбо позаботился о санитарной машине, и Гая доставили к новому месту жительства. Лифт, как и обещал Перегрин, работал, и Гая подняли в большую, мрачную, тесно заставленную мебелью квартиру. Экономка миссис Корнер приняла его как раненного на фронте солдата.
Не очень далеко от того места, где находился теперь Гай, полковник Грейс-Граундлинг-Марчпоул изучал доложенный ему для утверждения документ.
– Краучбек? – спросил он. – А у нас есть досье на него?
– Да, в деле Бокс-Бендера.
– Да, да, я помню. И шотландские националисты.
– И священник в Александрии. Ничего особенного на него с тех пор не поступало.
– Возможно, он потерял связь со своим руководством. Хорошо, что мы не арестовали его в то время. Если мы позволим ему сейчас попасть в Италию, он может навести нас на неофашистскую шпионскую сеть.
– Но следить за ним там будет не легко. Необходимые меры безопасности в Восьмой армии соблюдаются далеко не всегда.
– Нет. Это спорный вопрос. В целом можно сказать, что соблюдаются.
Полковник написал: «Для секретной работы в Италии этот офицер рекомендован быть не может» – и перешел к следующей фамилии – де Сауза.
– Член коммунистической партии с хорошей репутацией, – сказал он. – Очень кстати в данный момент.
Комната, в которой Гаю предстояло провести шесть недель и принять важное решение, за весь период проживания в этой квартире дядюшки Перегрина занималась всего несколько раз. Окно выходило на кирпичную стену. Комната была обставлена мебелью, вывезенной из Брума. Гай лежал на огромной старинной кровати, украшенной медными шарообразными шишками. Здесь Гаю нанес очередной визит майор Бленкинсон.
– Опухоль все еще не спадает, – констатировал он. – Единственное средство – это держать ногу вверх.
Во время первых дней пребывания на новом месте у Гая побывало несколько посетителей; среди них был Йэн Килбэннок.
После двадцати минут бесцельной болтовни он спросил:
– А ты помнишь Айвора Клэра?
– Да, помню.
– Он сейчас с чиндитами в Бирме. Удивительно, правда?
Гай вспомнил, как впервые увидел Айвора в Боргезских садах.
– Ничего удивительного.
– Слухи доходят до Дальнего Востока только через некоторое время. А может, ему уже надоели вице-королевские круги?
– Айвор не верит в жертвы. Да и кто верит-то в наше время? Но он обладает сильным желанием выиграть.
– Я не представляю себе ничего более жертвенного, чем таскаться по джунглям с этими головорезами. Не знаю, что именно он намеревается выиграть там.
– Было время, когда Айвор мне очень нравился.
– О, мне он и сейчас нравится . Все уже забыли его ошибку на Крите. Именно поэтому-то и странно, что он выдает сейчас себя за героя.
Когда Йэн ушел, Гай долго размышлял о полной противоположности между желанием принести себя в жертву и желанием выиграть. Это, казалось, в какой-то, пусть еще неопределенной мере имело отношение лично к нему и его положению. Он еще раз перечитал письмо отца, которое всегда носил с собой: «…Господь бог никогда не становится в позу и не подчеркивает своего превосходства. Он принимает страдания и несправедливости… Количественные критерии здесь неприменимы…»
Читать дальше