Ивлин Во - Меч почета

– Я думаю, мне будет намного легче без этой вот штуки, – сказал Гай, показывая на гипс.

– А Кто вам наложил ее?

– Какой-то доктор в госпитале военно-воздушных сил.

– Надо как можно скорее снять ее, – согласился Джамбо. – Я сейчас же пришлю вам нашего эскулапа.

Вскоре к Гаю пришел прикомандированный к лагерю майор медицинской службы сухопутных войск, занимавший одну из наиболее спокойных должностей в этой весьма занятой службе. Он принес с собой ножницы и старательно снял повязку.

– Я уверен, что все будет в полном порядке, – сказал он. – Им следовало бы выслать мне рентгеновские снимки, но они, конечно, не догадались сделать это. Ну как, без повязки вам лучше, правда?

– Намного лучше.

– Это очень важно, если вам так действительно лучше. По-моему, вам необходимы тепловые процедуры. Я пришлю санитара с лампой.

Однако перевоплощение флорентийского соловья не состоялось. Опухоль на икре и лодыжке слегка уменьшилась, а колено, наоборот, вспухло. Вместо постоянной ноющей боли Гай страдал от частых мучительных спазм, если поворачивался в кровати. Но в целом эти боли для него были предпочтительнее.

Непосредственным результатом обращения Джамбо в клуб «Беллами» был визит лейтенанта Пэдфилда. Он приехал утром, когда большая часть мужчин и женщин в Лондоне создавали видимость занятости или в самом деле были заняты. Пэдфилд принес свежий номер «Севайвэла» и стаффордширскую фаянсовую фигурку мистера Глэдстоуна; кроме этого у него был в руках замечательный букетик хризантем, но это, разумеется, не для Гая.

– Я заглянул к вам по пути в «Дорчестер», – пояснил он. – У Руби вчера вечером произошло довольно неприятное событие. Один из наших здешних генералов – большой поклонник Питера Пэна. Руби пригласила его на обед, чтобы познакомить с сэром Джеймсом Барри. Я тоже получил ее приглашение. Меня очень удивило, что Барри еще жив. Он ведь совершенно определенно умер. Мы прождали его целый час, и, когда Руби позвонила наконец, чтобы несли обед, ей сказали, что прислуги в отеле нет и что объявлена воздушная тревога. «Вот поэтому его и нет, – сказала Руби. – Он ушел в бомбоубежище. Смешно. В его-то возрасте». Таким образом, никакого обеда не состоялось, генерал расстроился. Руби тоже.

– А вы действительно ведете очень хлопотливую и напряженную жизнь, Лут.

– Говорят, что в Нью-Йорке тоже все время происходят такие вещи. Все личные секретари, ведающие приемами и приглашениями, находятся в Вашингтоне. Поэтому я думаю, что букетик цветов…

– Вы и фигурку мистера Глэдстоуна взяли бы к ней, Лут. Очень приятно, конечно, что вы принесли ее, но, видите ли, мне некуда поставить ее.

– По-вашему, она понравится Руби? У нес большей частью французские вещи.

– Ее муж был членом кабинета при премьере Аскуите.

– О да, конечно. Я забыл. Это, разумеется, меняет дело. Ну ладно, мне надо ехать. – У дверей он остановился, нерешительно размышляя о фаянсовой фигурке. – Глонобэны шлют вам свои соболезнования.

– Я их не знаю.

– И ваш дядя Перегрин тоже. Очень интересный человек… Вы знаете, Краучбек, по-моему, эта фигурка не впишется в комнату Руби.

– Тогда отдайте ее Гленобэнам.

– А они либералы?

– Мне кажется, да. Многие шотландцы – либералы.

Наконец лейтенант отправился наносить свой визит, оставив Гая с «Севайвэлом».

Это был номер, который сжевал маленький Фидо. Он был отпечатан задолго до того, как Эверард Спрюс получил рукопись Людовича. Гай переворачивал страницы журнала без особого интереса. По его мнению, журнал был под стать и, пожалуй, даже по-своему превосходил комиксы командира эскадрильи, особенно по части иллюстраций. Во времена заигрывания с марксистами Эверард Спрюс скрывал дискредитирующее его предпочтение Фрагонара Леже путем отрицания всякого интереса к графическому искусству, энергично и правильно утверждая, что рабочие в безразличии к этому искусству находятся далеко позади него самого. «Посмотрите на Россию», – говорил он, бывало. Однако в ранние дни «Севайвэла», еще до союза с Россией, министерство информации указывало, что, поскольку Гитлер провозгласил «образную живопись», защита космополитических авангардистов стала в Англии обязанностью всякого патриота. Спрюс согласился с этим безоговорочно, в результате чего «Севайвэл» стал довольно часто давать художественные приложения, которые подбирали Коуни и Фрэнки. Было такое приложение и в данном номере журнала: десять глянцевых страниц с различными каракулями. Просмотрев их, Гай перешел к очерку эмигранта-пацифиста Парснипа, прослеживавшего духовное сходство Кафки и Клаа. Гай не знал ни того, ни другого.