Николай Лейкин - Неунывающие россияне

– Зачем, мой друг? Пусть кричит. Это развивает легкие; она приобретает голосовыя средства, укрепляет голосовыя связки.

Гимнастика происходит как раз около решетки сада. У решетки, на улице, начинает останавливаться народ и смотрит на кричащую девочку.

– Акробаты живут тут. Вишь, как к своему рукомеслу то приучают, – разсказывает бабе-селедочнице маляр, с кистью на плече. – Это вот родители.

– Эх, вырезать бы хорошую орясину, да самих родителев! – восклицает баба.

Папаша оборачивается.

– Идите, милая, а то вас в три шеи отсюда за ваши глупыё замечания, – говорит он бабе.

– А ну-ко, посмей! Я вольная торговка! Я с жестянкой хожу. Можно и городового кликнуть; он те уймет, акробата! Я трудами хлеб добываю, а не вихлянием! – голосит баба.

– Няня, позовите человека, позовите Карпа!

– Зови, хоть десятерых, и вовсе мне твой человек не страшен. У него не подымется рука на христианскую душу!

– Мишель, оставь, что за спектакль! – останавливает мужа жена.

– Шпарят здесь, что ли кого? – спрашивает за решеткой рыбак, с бадьёй на голове, и останавливается.

– Девочку драть собираются, – отвечает кто-то. – Халуя за розгами в мелочную лавку послали. Говорят, молочник разбила.

– Мишель, посмотри, который час, может быть, можно оставить гимнастику. Ну, что за радость народ вокруг себя собирать!

– С гигиенической стороны пора оставить, но с педагогической… Впрочем, довольно!

Девочку отдают няньке и приказывают дать второй завтрак. К толпе подходит городовой и разгоняет её.

– Я говорил тебе, Мари, что гимнастику нужно перенести вглубь сада, а то каждый день у нашей решётки спектакль происходит, – замечает муж.

Городовой, разогнав толпу, останавливается у решетки и делает под козырёк.

– Здравствуй, Уваров, – отвечает на его поклон молодой супруг. – Ну, что прочел ты «Подводный камень», что дала тебе жена? Ну, как тебе понравилось?

– Прочел-с. И даже очень интересно, как это господа с блуждающими женами обращение имеют-с. А только, все-таки, повадка для женского племени, – отвечает городовой. – Я так полагаю, что тут полоумные представлены.

– Это тебе от неразвития так кажется. Побольше почитаешь, и будешь иметь другия понятия.

– Это точно-с. Это вы, действительно. Для нас темнота, ну и мудрёно. По-нашему, взял бы, кажись, и выступил супротив этой самой жены с поленом. Нет-ли, сударь, ваше благородие, другой какой книжки, только позанятнее. А то стоишь, стоишь на часах, инда одурь… Вот книжка есть: «о том, как солдат спас Петра Великого».

– Нет, нет, жена приготовила уже тебе большой роман: «Что делать?».

– Ваньки Каина у вас, ваше высокоблагородие, нет-ли?

– Эти книги, мой друг, тебя не разовьют. Я хочу, чтобы чтение было тебе утешением в твоем семейном горе, чтобы ты, наконец, нашёл исход из гнетущих тебя обстоятельств.

– Это действительно, это точно.

– Ну, вот видишь. Кстати, что твоя жена, и как ты смотришь теперь на неё, по прочтении «Подводного камня»?

– Вчера прибегала. Бурнус на ней это бархатный, в соломенной шляпке. Давай, говорит, паспорт.

– Ну, и что-же ты?

– Помял маленько, грешным делом. Прическу попортил, украшение своротил.

– Ай, ай, ай! Значит на тебя чтение не действует, значит к тебе, что к стене горох.

– Нет-с, помилуйте, как возможно, даже и очень чудесно действует. А она зачем Бога забыла?

– Ну, и что-же, разговаривал ты с этим купцом, которому она отдалась? Вчера я думал о дуэли, но дуэль в вашем положении не у места. Положим, ты человек военный и владеешь оружием, но он купец…

– Теперь уж не купец, ваше благородие, а с железной дороги они – инженер.

– Как-же ты мне разсказывал, что купец из-под Апраксина?

– Спервоначалу, ваше благородие, это действительно, что она с купцом, ну, а теперь, к этому инженеру перебежала. Да и промеж купца-то был ещё один офицер конюшенный.

– Ах, Боже мой, да это совсем Мессалина какая-то! – всплескивает руками жена Мишеля.

– Хуже, сударыня! Просто шкура барабанная! подстёга на вздёржке!

– Уваров! Что за слова! Удержись, мой милый, – останавливает его барин.

– Виноват, ваше благородие! – вспохватывается городовой. Я так, сударь, полагаю, что без рабочего дома не обойдётся, придется её упрятать! Надо, вот, к приставу сходить.

– Что ты! что ты! Как можно наказывать влечение женского сердца! Ты вот прочти «Что делать?»

– Да нешто, тут влечение? Ведь она шельма!..

– Удержись, говорю!..

– Обидно, ваше благородие. Вы-то возьмите: ведь жена. Третьеводня-с говорю: давай пять целковых, а она «накось, говорит, выкуси!»