Чарльз Сноу - Лакировка

— Не заслуживает ответа.

Еще вопросы о том, поступали ли деньги после того, как рака у леди Эшбрук обнаружено не было. Тот же неторопливый стандартный ответ. Брайерс понял, как вскоре понял и Шинглер, что Перримен все заранее отрепетировал, чтобы не потерять власти над собой, если его начнут провоцировать вопросами о деньгах. Не только полиция заранее готовится к допросам. По-видимому, Перримен не доверял своей выдержке и прибегнул к этой каменной невозмутимости, чтобы не дать себе сорваться.

— Деньги в Нью-Йорке, — провоцировал его Шинглер. — Вы понимаете, что нам теперь все о них известно?

— Неужели?

— И конечно, мы знаем, какой остаток капитала оказался бы в вашем распоряжении.

— Значит, вы лучше осведомлены, чем я.

— Но вы же это знали, верно?

Руки скрещиваются на груди. Стандартный ответ.

— Вы знали, что он очень мал, верно? Жалкие крохи за все ваши хлопоты.

— Не заслуживает ответа.

— Нет, но это правда поразительно. Какие-то жалкие тысячи — и столько хлопот. Убить старуху. Ждать, когда же мы разберемся. Нам это кажется фантастикой. А вам?

Перримен не дрогнул. Он ничего не сказал и только изобразил легкий намек на равнодушную улыбку.

Перримен хорошо подготовился к таким атакам Шинглера, решил Брайерс. И чтобы переменить тактику, попробовал еще одну линию, ничего от нее не ожидая, но в надежде, что Перримен немного расслабится. Бывает ли так — это было сказано задумчиво, — чтобы человек полностью забыл то, что делал? Что-либо важное? Забывает ли врач, если выбрал неверное лечение, возможно, даже с летальным исходом? Перримен полагал, что нет. Он сам допускал роковые ошибки — в одном случае несомненно, и не исключено, что дважды. Он все еще ежится, стоит ему о них вспомнить.

У всех так, сказал Брайерс и согласился, что он тоже не слишком верит в забывчивость. Люди преступлений не забывают, хотя иногда и делают вид, будто забыли. Ближе к истине другое: человек сделает что-то — напишет подсудное шантажное письмо, подделает чек, ударит ножом, — а потом прекрасно все помнит, но так, словно это ни малейшего значения не имеет. С полным ощущением своей правоты, если угодно. Несомненно, Перримен тоже сталкивался с подобным? О да. Он и сейчас помнит, как в юности написал письмо. Некто обошелся с ним очень скверно. И письмо писалось в отместку. Он все еще видит эти написанные тогда слова. И по-прежнему они ему кажутся самыми обыкновенными словами, какие можно прочесть в любом письме.

— А не может ли то же, — Брайерс задал вопрос так, словно он только что пришел ему в голову, — относиться и к вечеру убийства?

Перримен окаменел и вновь равнодушно улыбнулся.

— Я же сообщил вам, что я делал в тот вечер, не так ли?

— Разве? — сказал Брайерс, словно без всякого интереса. Но он знал, что пока следует остановиться: Перримен прекрасно умел подготавливаться к возможным продолжениям. И для отвлечения Брайерс взглянул на Шинглера, давая ему знак вновь пустить в ход деньги, денежный мотив — все то, против чего Перримен выковал себе броню. Вопросы, новое перечисление установленных фактов, инсинуации, насмешки над крохоборством — весь арсенал нахрапистого молодого человека. Те же ответы, отрепетированные, ничего не значащие, ледяное достоинство, ни малейших признаков раздражения или любого другого чувства.

Внесли подносы. Привычные чашки с чаем. И менее привычные пирожки с мясом вместо бутербродов. Как и на первом допросе, Перримен ел медленно и методично. Брайерс откусил несколько кусочков. Шинглер все еще задавал вопросы про деньги, но тут Брайерс вмешался.

— Может быть, пока оставим эту тему, Норман, — сказал он с добродушной улыбкой. — По-моему, доктору Перримену она порядочно надоела.

Перримен, по-видимому, растерялся. Холодная улыбка исчезла с его губ. Брайерс спросил его через стол:

— Вы ведь человек незаурядный, правда?

Брайерс спросил Перримена через стол:

— Вы ведь человек очень незаурядный, правда?

Но Перримен ответил с величавым спокойствием, устремив взгляд больших глаз мимо Брайерса:

— Не мне об этом судить.

— Ну послушайте! Себе же вы это говорили, так?

— Сколько людей говорят себе подобные вещи?

— Не так уж мало, если судить по моему опыту. Но с таким правом на это, как у вас, — немного. Разумеется, вы незаурядный человек. — Сильное лицо Брайерса оставалось спокойным. Он продолжал словно в задумчивости: — Но знаете, вы вызываете у меня недоумение. От нескольких человек я слышал, что вы словно бы ничего особенного не достигли. Хотя у вас все как будто должно было бы получаться. И вот я задумался. Вы умны, это несомненно. Вы производите впечатление. И должны были производить его в молодости. Смелости и выдержки у вас хоть отбавляй — в моей профессии мы умеем распознавать эти качества. Так что же произошло со всем этим? Почему вы удовлетворились тем, что стали еще одним приятным доктором с приличной практикой?