Нам Као - Избранное

— Ничего не знаю! Ничего не знаю!

Диен взорвался и, побагровев от возмущения, бросил деньги обратно в окошко.

— Разве такие деньги возьмут в лавке? — крикнул он.

Тут кассир вскочил с места и набросился на Диена:

— Ты как разговариваешь? В тюрьму захотел?

Диен вспомнил о своей убогой шляпе, изношенном костюме и понял, почему кассир с ним так обращается. Поэтому он решил перейти на французский язык:

— Вам следует быть повежливее и не забывать, за что получаете жалованье. Вам платят за обслуживание клиентов, а вы обращаетесь с ними, как с нищими, которые пришли за милостыней, — сказал Диен каким только мог внушительным тоном.

Кассир был ошеломлен. Слова застряли у него в горле, лицо стало кирпичным. Он грузно опустился на стул, но затем подобрал деньги и снова швырнул их Диену.

— Не возьмут в лавке — выбросьте!

Струя воздуха от большого вентилятора под потолком увлекла одну из ассигнаций. Диен поспешно выбрался из толпы людей, нетерпеливо оттолкнувших его от окошка, и устремился за бумажкой, но при этом сбил с ног ребенка лет пяти, который пришел сюда с матерью. Диен поспешил поднять мальчика, отряхнул и поправил на нем одежду, но за это время ассигнации и след простыл…

У Диена был настолько растерянный вид, что стоявшие вокруг захихикали. Досадуя, что попал в дурацкое положение, Диен стремительно выбежал на улицу и зашагал прочь, не смея поднять головы. Лишь выйдя из города, он замедлил шаг. Итак, целый донг потерян! Злость душила Диена. Он ругал кассира, ругал самого себя! Конечно, он сам тоже виноват. Надо было взять эту злосчастную бумажку, отнести в банк и там обменять! Мысли Диена упорно возвращались к потерянному донгу, и чувство досады не проходило. Чтобы возместить потерю, Диен не стал обедать и поплелся прямо домой.

Когда Диен добрался наконец до своего жилища, уже смеркалось. Он едва волочил ноги от усталости и даже слегка хромал. Но не успел он войти во двор, как навстречу раздался голос жены:

— Лекарство принес?

Тут только Диен вспомнил о данном ему поручении. Ни слова не ответив, он подошел к чайнику, налил себе воды и жадно выпил. Он пил стакан за стаканом, не обращая внимания на заструившийся по всему телу пот. Напившись в конце концов, он тяжело вздохнул:

— Забыл!

У жены даже дух занялся от негодования.

— Забыл! Всю жизнь забываешь… Деньги пожалел, вот что! Забыл!.. Да как можно забыть такое? Ребенок болен, а он… Это же подло!..

Диен с трудом удержался, чтобы не схватить жену за горло. Бессовестная! Он столько вынес за сегодняшний день, а она еще смеет ругаться, хочет доконать его.

— Замолчи! Заткни глотку! — рявкнул Диен с перекошенным от ярости лицом.

— Молчать?.. Чего захотел! Да ты взгляни на ребенка. У нее все личико распухло от сыпи, даже глаз не видно.

Лицо у девочки действительно сильно распухло. Диен посмотрел на дочь, и жалость комом подступила к горлу. А жена продолжала кричать на весь двор:

— Деньги… деньги пожалел! Погоди, вот она умрет, тогда все деньги тебе останутся!

И снова Диена охватила ярость. Глаза его налились кровью. Дрожа от гнева, он заговорил, брызгая слюной, подкрепляя каждое слово энергичным взмахом руки:

— И пусть умрет! Пусть! К чему ей жить, если она вечно болеет? Сама мучается и людей мучает. Пусть лучше умрет! Эй, Бинь, — позвал он слугу.

Ответа не было.

— Куда запропастился этот поганец? — сердито спросил Диен у дочери.

— У него опять разболелся живот, и он отправился домой — запинаясь, ответила испуганная девочка.

— И этот еще! Чтоб ему тоже сдохнуть! Работать — так не заставишь, вечно со своим животом…

Диен вошел в комнату, сорвал с себя одежду и в изнеможении упал на постель, тяжело дыша, будто загнанная лошадь. Он все еще был во власти гнева и чувствовал себя настолько разбитым и несчастным, что готов был позавидовать любой бездомной собаке. С самого утра он ничего не ел, сбил в кровь ноги, обгорел на солнце. Чтобы сэкономить деньги, он отказался даже от чая, а сколько пришлось вынести унижений! Разве все это не ради семьи? Но жене на все наплевать. Ни одного слова благодарности и утешения. Не успел прийти, как она подняла скандал. И все из-за проклятых лекарств. Скажите пожалуйста! Не верит, что он забыл. Пусть бы и вправду хотел сберечь деньги. Ну и что же? Разве это дает право поносить его, как последнего негодяя? Зачем он экономит, ради кого мучается, отказывает себе в любой мелочи? Сколько раз жена сама говорила, что надо сшить ему новую рубашку? Он поддакивал, а у самого и в мыслях не было согласиться. В конечном счете все деньги идут на нее и детей. А теперь, видите ли, его называют бессовестным, деньги он жалеет… Для кого, спрашивается? «Довольно, — с горечью думал Диен, — нечего больше о них заботиться, уйду куда глаза глядят. — С каждой минутой он чувствовал себя все более несчастным. — Дети умрут? Пускай! Тогда жена хлебнет горя, поймет, как она была неправа!»