Нам Као - Избранное

Мысль в самом деле неплохая. Не надо будет работать локтями, пробиваясь к железнодорожной кассе, а в вагоне пристраиваться на чье-то колено или терпеть кого-то на своем. Это не говоря уже о запахе пота и свиного навоза, которым обычно благоухают вагоны четвертого класса, — ведь чего только не возят с собой пассажиры, поспешающие на рынок… Да, но все же… все же…

Директор был предусмотрителен и, не дожидаясь ответа Диена, продолжал:

— Пусть вас не беспокоит, как доставить стулья к пристани. Я прикажу мальчику связать их по два и отнести на коромысле к пароходу. А там на месте любой подросток за пять су или одно хао донесет их вам до самого дома.

Диен подсчитывал в уме: в худшем случае он потратит донг с небольшим. То есть на каких-то два хао больше. Получить четыре стула из индийского тростника за два хао! Какими бы они ни были, это баснословно дешево… И Диен согласился. Вот при таких обстоятельствах четыре директорских стула из индийского тростника, которые этот мошенник, хозяин харчевни, хотел купить по семь хао за штуку, отплыли на пароходе в родную деревню Диена.

Итак, в доме Диена появились четыре стула из индийского тростника. Он не знал, сколько стоили эти стулья, когда были новыми, но полагал, что за них заплатили приличную сумму. Да и теперь за каждый стул дали бы, пожалуй, донга по три, даже по четыре. Три-четыре донга за штуку! Это значит без малого двадцать донгов! Ни у кого во всей округе не было такой дорогой мебели. Жена Диена наглядеться не могла на стулья. Для нее было сущей мукой наблюдать, как какой-нибудь деревенский гость, почмокивая, похваливал стул («Хорош, мол, ничего не скажешь!») и опускался на сиденье, отчего под его солидным задом тростник угрожающе прогибался, затем устраивал на сиденье грязные ноги и потом откидывался всей своей буйволиной тушей на спинку, которая безвольно подавалась назад. Да будь стул железным, он и то развалился бы на части, а что же говорить о стуле из индийского тростника?

— Послушай, дорогой, эти деревенские — настоящие хамы. А нам надо беречь свое добро. Может быть, лучше убрать стулья, иначе их скоро придется выбросить: ведь каждый, кто бы ни вошел, влезает на них с ногами.

Сначала Диен рассмеялся, подумав о женской скупости. Женщины шьют платья, чтобы подальше припрятать их. Покупают стулья и не дают на них садиться. Но, поразмыслив, решил, что жена права. Как бы там ни было, а хозяйство все на ней, не говоря уже о том, что сейчас он вообще живет на ее иждивении. Даже пять су, необходимые ему, чтобы сходить к парикмахеру, должна откуда-то доставать она. Поэтому было бы несправедливым не считаться с ней. В любой момент она может сказать: «Конечно, тебе ничего не жаль, не ты ведь платишь». И с этого дня стулья хранились на перекладине в пристройке. Диен доставал их оттуда лишь в исключительных случаях, когда к ним в дом жаловал важный гость.

Но лунными вечерами, даже если не было гостей, Диен выносил стулья во двор и звал жену с детьми. Жена с младенцем на руках усаживалась на один стул. Старшая дочурка на другой, а сам он брал себе два стула, чтобы можно было положить ноги. Так всем семейством они ждали появления луны. Если же еще младенец не плакал, а старшая девочка не капризничала, то счастье бывало полным. Легкий ветерок, казалось, уносил заботы, изгонял горечь из души. При ласковом мирном свете луны все казалось прекрасным. У жены исчезали со лба морщины, и она выглядела моложе, по крайней мере, лет на десять. Какой милой и ласковой бывала она в эти минуты! Диен просто не мог узнать в ней той вечно хмурой женщины, которая открывала рот с единственной целью — обругать каждого, кто попадет под руку: детей, и девочку-няньку, и даже кошку. Целыми днями в доме не прекращался крик и плач.

Но сейчас… Жена тихо склонилась над младенцем, потом с любовью взглянула на старшую девочку и наконец улыбнулась Диену. Да, в эти лунные вечера Диен чувствовал себя безмерно счастливым и улыбался луне. И в этом не было ничего удивительного. Как и для всякого человека, увлекающегося поэзией, луна была для Диена чем-то прекрасным, возвышенным — сверкающим серпом среди россыпи звезд, серебряным блюдом на бархатном небесном ковре… Луна рождает мечты, ее тихий, волшебный свет приносит успокоение измученным жаждой душам. Луна, о луна! Ты вдохновляла поэтов во все времена!..

Родители ничего не жалели, чтобы выучить сына, продали сад и поле. Им хотелось, чтобы Диен стал господином секретарем или господином советником, жил в достатке. И горько было им узнать, что сын, как говорится, взобрался на арековую пальму, но плодов [15] Из плодов арековой пальмы приготовляют бетель, распространенный на Востоке вид жвачки, непременное праздничное угощение. ее так и не отведал. Диен был слаб здоровьем, и на государственную службу его не приняли. Родители решили, что зря учили сына — деньги истрачены попусту, можно сказать, в реку брошены.