Нам Као - Избранное

Глаза Ти Фео засверкали от ярости, и, подняв руку, он наставил палец прямо в лицо советнику.

— Возьми их себе! Я пришел не затем, чтобы клянчить у тебя пять хао!

Советник испугался.

— Ладно, ладно, бери, больше у меня нет, — добавил он уже более миролюбивым тоном.

— Сказано тебе: не за деньгами пришел, — гордо вскинув голову, ответил Ти Фео.

— О небо! Впервые слышу от тебя такое! Чего же тебе надо?

— Хочу стать порядочным человеком, — отчеканил Ти Фео.

— Надо же придумать такое, — не выдержав, расхохотался советник, — что же, в добрый час, хотя и поздновато. От всей души желаю тебе успеха на радость всей деревне.

— Не выйдет! — Ти Фео тряхнул головой. — Как мне стать теперь порядочным? Кто сотрет с моего лица эти шрамы? Жизнь прошла! Понятно?.. Теперь мне осталось одно! Только одно!! Сейчас ты узнаешь, что именно!!!

И, выхватив нож, Ти Фео бросился на советника. Тот в страхе привстал, но успел крикнуть только один раз. В слепой ярости Ти Фео наносил удар за ударом и орал во все горло, созывая народ. Однако соседи давно уже не обращали внимания на его вопли. Когда же наконец они явились, то увидали Ти Фео распростертым на земле в луже крови рядом с трупом советника. Глаза Ти Фео вылезли из орбит, рот его судорожно дергался, будто он пытался что-то сказать, из раны да шее все еще текла кровь.

Деревня гудела, как потревоженный улей. Только и было разговоров, что об этом невероятном событии. Некоторые радовались втайне, другие открыто. Осторожные говорили уклончиво: «Небо все видит…» Те, кто посмелее, рубили напрямик: «Если о ком и жалеть, то не об этих двух… Никто тут не виноват, сами, наверное, прикончили друг друга!» Но больше всех радовались деревенские богатеи. Они приходили в дом Киена будто для того, чтобы выразить соболезнование, в действительности же им не терпелось злорадно и вызывающе взглянуть на старосту, сына убитого. Сержант Тао, которому не было нужды опасаться, ораторствовал прямо на базаре:

— С папашей покончено, ну а с сынком тоже скоро кое-кто разделается!

Все понимали, что этот «кое-кто» и есть сам сержант. Те, что помоложе, тихонько говорили:

— Уф, теперь без старого кровопийцы хоть дышать станет полегче.

Однако люди поопытнее с сомнением причмокивали губами:

— На смену старому бамбуку идут молодые побеги. Один умер, другой остался. Уж мы-то от этого ничего не выиграли…

Тетка Тхи Но торжествовала:

— Счастье твое, дура, — говорила она неразумной племяннице, тыча ей пальцем в лицо. — Хороша бы ты теперь была, если бы бросилась ему на шею!

Тхи Но засмеялась и ничего не ответила. А немного погодя сказала:

— Вчера писали протокол. Говорят, старосте это обошлось около сотни. И отца у него убили, да еще и денежки потерял…

А про себя добавила: «Странно, ведь Ти Фео мог быть кротким, как овца».

Ей вспомнились счастливые дни их близости. Она украдкой взглянула на тетку, потом на свой живот: «А вдруг я беременна, что тогда?»

И тут она подумала о заброшенной печи для обжига кирпича, что стоит в стороне от дороги и человеческого жилья…

1941

Перевод И. Быстрова.

В его имени ничего примечательного не было. Имя как имя: Жи, Ле Ван Жи. Он был начальником деревенской стражи, и потому его еще называли начальником Жи. Когда же он стал заниматься грабежом, ему дали кличку «Громобой». И вот как это случилось.

Всякий раз, как бандиты собирались на совет, Жи обычно молчал, налегая на еду и вино. Напившись и наевшись, он принимался, тараща глаза, ковырять в зубах. Ждал, пока ему что-нибудь поручат. А дождавшись, бросал зубочистку, поднимался со своего места, подтягивал штаны и шел, как говорят, на дело. Существует поверье, что дух Грома никого не убивает по собственной воле, если нет на то приказа неба. Жи тоже был убежден, что нужно убивать лишь по приказу. За это кто-то и назвал его в шутку Громобоем. Прозвище так прилипло к нему, что в деревне Вудай все забыли его настоящее имя. Никто толком так и не знал, за что ему дали эту кличку. Одни считали, что за дерзость и горячность, другие — за зычный голос. Действительно, стоило ему заговорить, как все невольно вспоминали о раскатах грома. К тому же он часто сердился и кричал, а потам долго не мог успокоиться, точь-в-точь как дух Грома.

Свою грозную кличку Жи получил, когда ему уже перевалило за тридцать. У него была темная, как обуглившаяся головешка, кожа, обезображенное оспой, изможденное лицо с широкими скулами, низкий, сдавленный у висков лоб, изогнутые и мохнатые, как гусеницы, брови, короткий вздернутый нос.