В тот самый момент, когда Карути вышел на улицу, два полицейских бросились к нему и арестовали.
Карути улыбнулся и, бросая дерзкий вызов в лицо воображаемой буржуазии, запел сквозь зубы песенку Равашоля.
Хуан, Мануэль и Сальвадора вернулись домой в карете.
— Что хотел сказать Карути? — спрашивал Мануэль. — Что анархия — это просто литература?
— Пожалуй, он и сам толком не знает, — отвечал Хуан.
— Нет, нет, — возразил Мануэль. — Он что–то хотел этим сказать.
Анархия и литература! У Мануэля оба эти понятия были тесно связаны, но он не знал, в чем именно эта связь.
Бездомные. — Манге и Поляк. — Продавец духовых ружей. — Цыган. — Галстук. — Старик по прозвищу «Святая Фекла» и его жена. — Манила. — Скрытое золото
Однажды в зимний солнечный день, когда Хуан совершал свою обычную прогулку, неожиданно пошел дождь, и он укрылся в одной из лачуг, расположенных неподалеку от Патриаршего кладбища, напротив Третьего склада.
В хибарке жили двое подростков и девчонка. Мальчики рассказали Хуану о своем житье–бытье и о всяких происшествиях, случившихся с ними. Одного звали Манге, другого — Поляк. Девушку они называли Чаи.
Манге был очень худой подросток, проворный как ящерица, Поляк — существо с огромной головой, невыразительными круглыми, как пуговицы, глазами и пухлыми губами. Отец Манге был угольщиком и хотел заставить мальчика работать; но он удрал из дому вместе с Чаи и Поляком, и все лето и осень они болтались с одной корриды на другую. Поляк до шести лет воспитывался в приюте. Однажды за какую–то пустячную провинность воспитательница–монахиня восемь дней продержала его, раздетого и связанного веревками, на хлебе и воде. От этой варварской расправы Поляк заболел, и его отправили в госпиталь. Выйдя оттуда, он стал бродяжкой.
— Какое бесстыдство — эта комедия казенного милосердия! — пробормотал Хуан. — Какое бесстыдство!
Манге и Поляк, шатаясь по корридам, мечтали стать настоящими тореро и были довольны своей судьбой.
И вы что–нибудь зарабатывали на этих корридах? — спросил Мануэль.
— Да, кое–что и нам перепадало.
— Как же вы переезжали из города в город?
— Вскочим на подножку вагона — и едем до места.
— Но ведь бои устраивались не каждый день?
— Нет, конечно.
— Как же вы питались в это время?
— Накопаем себе картошки. Потом — виноград, фрукты разные.
— А теперь что поделываете?
— Теперь ничего. Ждем лета.
Чаи была некрасивая и грубая девушка и, насколько мог заметить Хуан, обходилась со своими сожителями, как с рабами.
— Вы так и живете здесь одни?
— Нет, тут есть еще такие же домишки.
Эта дыра заинтересовала Хуана, и на следующий день он снова пришел сюда. Был прекрасный солнечный день. На старом кладбищенском дворе, в палатке возле стены, разложил свои товары продавец духовых ружей и шнурков для ботинок; с ним рядом сидели цыган и еще какой–то бродяга. Хуан спросил их про Манге и Поляка и уселся рядом с ними.
Цыган рассказал, что он занимается тем, что бьет птиц из духового ружья; профессия эта показалась Хуану довольно комичной.
— Думаешь, я заливаю? — сказал цыган. — Хочешь, сшибу вон ту банку?
— Слабо попасть. Ставлю десять сантимов, — подзадоривал продавец духовых ружей.
Цыган тщательно прицелился, выстрелил… и не попал.
Между цыганом и продавцом ружей завязался бесконечный спор.
— А вы чем занимаетесь? — обратился Хуан к бродяге. А
— Это я‑то? — угрюмо спросил тот.
— Да, вы.
— Я вор.
— Неважное занятие.
— Почему же?
— Потому что от него — одни неприятности.
— Вот еще! Иногда и собаками торгую, а это похуже будет.
— Что же вы воруете?
— Что подвернется. Раньше мы работали здесь, на этом кладбище.
— Выходит, вы были знакомы с Хесусом?
— Это наборщик? Еще бы не знать! Он ваш приятель?
— Да, приятель и товарищ. Я анархист.
— Ну, а я — Галстук. Среди домушников меня зовут Рашпиль.
— Вот как! Вы и взломами занимаетесь?
— Да. В прошлом году напоролся на одного типа, он меня чуть в тюрьму не засадил. Нынче снова собираюсь по городам попытать счастье.
— Но ведь вы рискуете жизнью?
— Подумаешь! Не все ли равно.
— Как же вас выпустили из тюрьмы?
— Так подстроил, что меня оттуда вытянули.
— Ну, и как в тюрьме? Есть там хорошие люди?
— А как же? Лучше, чем на воле. Познакомился я там с двумя братьями по прозвищу «Кирпичники». Хорошие ребята.
Братья Кирпичники были осуждены всего–навсего за убийство с целью грабежа.
Читать дальше