Георгий Караславов - Избранное. Том второй

— Какие пики, дедушка Фома! — опять снисходительно похлопал его по плечу Мисирь. — О каких пиках ты мне толкуешь? Нынче вся сила — в технике, а не в каких-то пиках. Тыщу пик за грош, коли один немецкий танк на них выйдет.

— Немцы один танк пошлют, а русские против него два, — возразил дед Фома, не обнаруживая ни малейшего намерения сдаваться. — Ежели немецкие танки с твой трактир, так русские — с новую школу! — пылко прибавил старик, тряся головой от волнения.

Еще в молодости дед Фома видел на карте Россию и Германию. По пространству, занимаемому ими на карте, он судил о силе и возможностях обоих государств. Он был так уверен в правоте своих слов, как в том, что на небе сейчас солнце, а не луна.

— Правильно, дедушка! — послышался голос из толпы.

Она слегка зашевелилась. Крестьянам хотелось выразить свое одобрение словам старика.

Мисирь улыбнулся деланной улыбкой, но в кислой улыбке этой и во всем выражении его лица было заметно легкое смущение. Рассуждения старика заключали в себе много наивного, но в то же время было ясно, что окружающие восхищены его фанатической защитой России и Красной Армии. Это-то как раз и смутило Мисиря. И он постарался замять разговор.

— Ну да, Фома неверный! — шутливо промолвил он. — Неверный и есть. Правильно сказал отец Стефан.

Но дед Фома, уловив сочувствие окружающих и приободрившись, поглядел на него с видом превосходства и показал на него пальцем.

— Не я неверный, а вы неверные! — сказал он так резко и внушительно, что Мисирь отступил, — Народ вас судить будет за ваше неверие! И отец Стефан, хоть священник он и ученый человек, а продал веру и служит нечестивым… Придет день, — старик повернулся к толпе, внимательно его слушавшей с посветлевшими лицами, — попомните слова мои, когда братья-русские опять придут сюда, ему придется краснеть, стыдно будет на людях показаться, станет он посмешищем даже для ребят…

Мисирь, делавший вид, будто он человек спокойный, солидный, быстро повернулся и, выпятив грудь, подошел к старику. Он дрожал. Лицо его побагровело.

— Так ты?.. ты?.. — произнес он, заикаясь. — Ты… ты думаешь, что русские придут сюда? — Голос его прерывался от неудержимого бешенства. — Да ведь они бегут! Бегут или сдаются… С ними покончено… Месяца через два немцы сбросят их в океан, соединятся с японцами и — конец. А ты своей глупой старой башкой до сих пор не можешь этого уразуметь? — злобно окончил Мисирь и быстро скрылся за своей стойкой. Оттуда, из-за расставленных рядами графинов водки с тонкими изогнутыми горлышками, он продолжал с ненавистью смотреть на старика. Потом, презрительно махнув рукой, начал что-то перетирать большой грязной тряпкой.

Дед Фома глубоко вдохнул воздух в легкие, потом выдохнул и опять съежился в своей широкой безрукавке. «Ух, отлегло от сердца!» — мысленно порадовался он… Вот уж две недели почти слушает он гнусные россказни этих антихристов, и сердце его кипит от гнева и боли. Они измучили его, довели до изнеможения своим неистовым бешенством против России и братушек. Но теперь этот подхалим получил пинка. Дед Фома все ему выложил, как знал и умел. И пускай он теперь делает что хочет. Пускай идет, заявляет в полицию.

Дней десять после этого дед Фома не переступал порога корчмы Мисиря. Нелегко ему было: больше-то ходить некуда! Он охал, его тянуло туда, привычка брала свое, но он не шел, только сопел и ругался. Однажды вечером Манолица спросила его, почему он не ходит больше в корчму к Мисирю слушать радио. И тут он рассказал ей о своем столкновении с корчмарем.

— А почему бы тебе не ходить? — сердито спросила Манолица. — Он открыл эту нору, чтоб собирать людей и морочить им голову. А ты будешь говорить правду. Не может он тебя прогнать… Ходи, ходи, папаша! Говори им все, упырям этим. Так прямо в глаза и говори. Ты старый — они тебе ничего не могут сделать.

— Эх, сноха, они как собаки бешеные. Так на всех и бросаются. Да мне бояться нечего. Мое время прошло.

Дед Фома задумался. Да, невестка права. Отчего ему не ходить? Что́ он, должен им что? Он будет ходить туда, будет рассказывать. Пускай лопаются от злости. А народ пускай слушает.

Плохо было только, что дед Фома не знал, что́ делается на белом свете. Он был уверен в силе русских, знал, что никто еще их не побеждал и не победит, но об одних только прежних пушках, о старой кавалерии да о казацких пиках много не наскажешь. Нынче есть танки, самолеты, подводные лодки, автомобили, всякая там чертовщина. В этом русские тоже сильней и немцев, и американцев, и японцев, но надо узнать где и насколько. Надо узнать, но — как, где, у кого? Дед Фома не верил газетам из корчмы Мисиря, поэтому велел Анго привезти газеты из города и прочесть их ему. Анго привез газету на другой же день вечером и стал читать. Старик наклонился вперед и нахмурил брови. Это означало, что он словечка не пропустит. Но, прослушав несколько строк, он насторожился, как часовой, услыхавший шаги врага.